— Товарищ Гюлембаков, а Шиваров без очереди!
— Товарищ директор, прошу вас.
— Подождете, пока подойдет ваша очередь! — тоном, не терпящим возражения, сказал директор и указал мне на дверь.
После этого строгого и официального замечания мне ничего не оставалось делать, как выйти и ждать.
— Твоя очередь! — спустя некоторое время сказала секретарша.
— В чем дело? — мрачно спросил директор, когда я переступил порог. Он стоял у рабочего стола, явно намереваясь вышагивать по кабинету.
— Я к вам по очень серьезному вопросу… Глубоко вздохнув, я стал рассказывать о том, что мне сообщили по телефону.
Директор ходил по кабинету, и мне трудно сказать, слушал он меня или нет. Взгляды, которые тот бросал через окно, не выражали ничего, кроме досады. Слово «пожар», произнесенное мною с тревогой и волнением, не произвело на него никакого впечатления. В какой-то момент дверь приоткрылась и показался один из наших служащих, о котором ходила мрачная слава доносчика.
— О, Ставрев, одну минутку! Повернувшись ко мне, директор сонно изрек:
— Все, что вы мне сообщили, интересно, но только мы не можем вот так, с бухты-барахты взять — и решить! Подумаем… Изложите на бумаге и передайте нам!..
— Но, товарищ директор… Пожар…
— Только без паники! Я уже сказал — садитесь и пишите! Подумайте о форме! Вы свободны! Ставрев, заходи!..
Мне показалось, что вокруг воцарился чернильный мрак, но он тут же был пронизан огнем и кровью — очертя голову я выбежал из кабинета директора. Сел за свой рабочий стол и дрожащими пальцами настучал на пишущей машинке о том, что загорелся склад готовой продукции. Дальше я настоятельно просил срочно принять меры…
Секретарше я объяснил, в чем дело, и попросил ее немедленно доложить директору.
— Сейчас нельзя! — отрезала она. — Товарищ директор беседует со Ставревым и просил не беспокоить…
Я послушно уселся на стул напротив двери…
Когда через несколько минут Ставрев вышел, я постучался и, не дожидаясь приглашения, ворвался в кабинет директора.
— Товарищ директор, — громко заговорил я, — среди служащих прошел слух…
Это было так неожиданно и настолько уместно сказано, что директор вздрогнул и застыл на месте.
— Прошел слух, — заикаясь, повторил я.
Весь внимание директор подошел и сел напротив… Его лицо было напряженным и сосредоточенным, дыхание — учащенным, а сердце работало как насос ирригационной системы. До меня доносились его частые удары.
— Слух пошел, что этим утром на наших складах готовой продукции вспыхнул пожар… — продолжал я.
— Слушаю тебя, Шиваров!
— У вас за спиной поговаривают, мол, вы не принимаете никаких мер…
— Какие меры я могу принять, если мне никто не докладывал об этом пожаре!.. А кто поговаривает?
— Служащие…
— Кто именно?
— Я вам потом все подробно расскажу, только давайте сначала потушим пожар…
— Нет, нет, этот номер не пройдет, — закричал директор. — Ты мне голову не морочь. Говори, кто это вместо того, чтобы работать, слухи распускает…
Я назвал несколько имен, в том числе и свое. Но лишь заполучив их в письменном виде, директор согласился и мы побежали к складу. Отдуваясь, директор на ходу бросил:
— Выведу я на чистую воду того, кто хочет мне свинью подложить…
Любомир Янов. Хороший парень
Перевод Василия Жукивского
Она просыпается на полтора часа позже, чем остальные женщины в квартале, лишь потому, что любит поспать. Но несмотря на это, она всегда поспевает на автобус. И все потому, что в отличие от других женщин не возится в кухне, готовя завтрак для семьи. Не вертится перед зеркалом, не теряет времени на утренний макияж. Не нянчится с ребенком, собирая его в ясли. Она спешит закурить. Едва поднявшись с постели, щелкает зажигалкой.
Несколько затяжек — и надсадный кашель заядлого курильщика моментально проходит. Ну а если нет кашля — значит, нет никаких проблем. Она быстренько напяливает блузку и влезает в джинсы. Потом направляется в ванную. Самое главное — промыть глаза. Вытираясь полотенцем, она успевает мокрыми пальцами провести по коротко остриженным волосам. Вот и все. Остается снова закурить давно погасшую в пепельнице сигарету и, дымя на ходу, отправиться на работу.
На работе ее не интересуют разговоры о прическах и моде. Не занимают ее и рецепты всяких там кулинарных чудес. Ее не волнуют новости торговой сети. Она не побежит занимать очередь, если за углом выбросили зеленый лук. Потому что, представляя ультралевое крыло квартальной эмансипации, она просто-напросто никогда не готовит.