Не помню, чтобы у нас с ним когда-нибудь заходил разговор о собаке. Я вообще ни с кем никогда не говорил о собаках, поскольку вот уже пять или шесть лет беседую со знакомыми только о квартирах, так как жить нам негде. Мы ютимся с женой и тремя детьми в тесной однокомнатной квартирке, однокомнатной в прямом смысле слова — мы располагаем всего одной комнатой и кухней при ней. Кроме того, наше единственное пристанище было обречено на снос — в любой момент дом могли разрушить, чтобы воздвигнуть на его месте почту. Поэтому я смотрел на белый комочек на столе и думал о том, что же с ним делать. Перспектива сосуществования с собакой, пусть и такой портативной, в столь тесной квартире казалась мне не особенно радужной. Правда, собачка производила впечатление застенчивого и воспитанного животного, однако история эволюции, как известно, полна сюрпризов.
— Ну что, — прервал мои размышления Петров.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что собака тебе не нравится?
— У меня жилплощади не хватает, — заявил я ему.
— Сам видишь — одна комната с кухней, трое детей, да к тому же жена… А собачка ничего. Беленькая.
— Не будь ребенком, — ответил Петров. — Ты видел, откуда я ее достал. Она же занимает места не больше, чем авторучка.
— Пока да, — согласился я. — А потом? И вообще — почему собака? Мы же говорили о квартире…
— Ты знаешь, что такое отчуждение? — сказал Петров. — От отчуждения погибло больше людей, чем от инфаркта. Только они погибали постепенно…
— Это так, — согласился я. — Но при такой жилплощади…
— Жилплощадь здесь ни при чем, — стоял на своем Петров. — Я в своих пяти комнатах так страдаю от одиночества, пустота так давит на меня, что впору волком выть. Человеку нужно о ком-то заботиться.
О каком-то существе, которое было бы к нему привязано.
— Но все же… — начал я.
— Собака необходима для твоего душевного спокойствия, — категорично отрезал Петров. — В век автоматизации человеку нужно проявлять свою человеческую сущность, быть ближе к природе, к вещам естественным. Иначе он погибнет от отчуждения.
Я понял, что деваться мне некуда.
— Кроме того, размеры взрослых собак этой породы не превышают размеров обуви.
— Обуви какого размера? — поинтересовался мой младший сын.
— Сорок третьего, — ответил Петров. — Не больше.
— А по высоте? — снова спросил младший.
— По высоте не больше лыжного ботинка, — ответствовал Петров. — Без лыжи.
После чего он рассказал об удивительном случае, когда одна такая собачка выросла до размеров сапога.
— Но за все триста пятьдесят лет это был единственный случай, — заверил он нас. — И то в Германии. Восковая фигура собачки выставлена теперь в Британском музее.
— А что с квартирой? — поинтересовался я. — Есть надежда? Мы ведь эту снимаем, и обходится это недешево…
— Я тебе собачку аж из Швейцарии привез, — сказал Петров, — а ты мне талдычишь про квартиру. И квартира это пустяк. Ты лучше постарайся вырваться из плена отчуждения.
Он в последний раз бросил взгляд на собачку, стыдливо уткнувшуюся в скатерть, и попрощался.
Мы дали ей кличку Мокасин.
Она показалась нам подходящей для собаки размером с ботинок.
Дней через десять после визита Петрова наша собачка уже напоминала ботинок сорок четвертого размера. Мы специально посетили с ней магазин «Гигант», чтобы убедиться в этом.
Я сразу же позвонил Петрову, но оказалось, что он уехал за границу в составе какой-то делегации.
Еще через три недели собака уже могла соперничать в размерах с теленком, а когда через месяц я вернулся из командировки, то столкнулся в коридоре с каким-то мустангом, лишь отдаленно напоминавшем собаку.
— Что это у нас в коридоре? — шепотом спросил я. — Снова Петров заходил, а?
— Петров все еще за границей, — ответила жена. — А это Мокасин.
— Как?! — изумился я. — Да ведь он же не может быть больше ботинка…
— Ботинок стоит в Британском музее, а та, что здесь, — настоящий верблюд и сжирает по полкоровы в день. Я уже боюсь, как бы в один прекрасный день она не сожрала и детей.
— Ну, скажешь тоже, — возразил я. — Собака — лучший друг человека.
— Посмотрим, — покачала головой жена. — Мне во всяком случае не очень верится в то, что ты говоришь.
Ситуация осложнилась.
Ввиду своих крупных габаритов собака спала в нашей единственной комнате, дети — на кухне, а я — на балконе.
Все мои сбережения растаяли за двадцать дней. Мокасин не страдал отсутствием аппетита, и я боялся, как бы он не посягнул на детей.