Скань саней надменной королевы…
Днём – жара, ночь под луной дебелой.
Мы себя от лета быстро прячем,
Без него же мёрзнем, хнычем, плачем:
Ветер треплет шторы серых ливней,
Я ж хочу на море, ждать прилива.
Там на горизонта влажных пяльцах,
Гобелен заката мягким пальцем
Расправляет время. То, что мимо.
Всё, что ускользнуло, стало милым.
Время
Есть некто, набивающий упорно
Суму свою слезами и сединами,
Где гаммой соловей полощет горло
Дождей весенних плотными гардинами.
Себя мы все не слушаем, внимаем.
Да всё о чём молчим,друзьям не каемся.
И в зеркале себя не привлекаем,
Хотя мы стать другими не стараемся.
Там дятел разбивает время в ступке,
Потворство лени и фрагменты зависти.
Мне, травести, приятны незабудки
Быть взрослой не умею и не нравится.
Голубое…
Голубая бабочка, небо голубое
Мох в мохнатых тапочках топчет нежно хвою
Ожерелье вечера, горсть росы в корзинке,
Плёл паук беспечный поперёк тропинки
И от делать нечего чей-то сын в тельняшке,
Изжевал все листья и разбил все чашки.
Листья – прошлогодние, чашечки – цветка…
День ушёл, негодник, как пройдут века…
Голубое утро
Снег кругом. И утро голубое.
Красота такая… Словно снится!
Этим цветом смотрит в полдень море,
И перо у сойки им струится.
Руки веток в тоненьких перчатках,
Лапы хвои в варежках. Без спроса
Их не снять, но может быть в начале,
С солнцем в марте, как уйдут морозы.
И тогда-то, сбросив все одежды,
Без надежды вымолить прощенье.
Будут плакать льдинки. Так, небрежно,
Наслаждаясь влагой, как отмщеньем.
Гравюра…
Гравюра. Снег на фоне ночи
Чертил деревья между прочим
Что он , шурша, изобразил,
По мере хрупких влажных сил,
Что им получены. Немного?
Не нам судить. Шутя ли, строго,-
Никак! Не наше это дело,
Как нам того бы не хотелось
Не нам о том в миру судачить.
Что сами можем?! Напортачить,
Испортить! Или любоваться.
Хоть этим можем оправдаться.
Гравюра… снегом… ночью… братцы…
Нам можно даже не стараться.
Де
В последнем па – де* рок-н ролла,
Берёзы стынут и дрожат.
Стыдясь себя– прозрачных, голых
И хрупких – стоит поднажать.
Они во след порывам ветра,
Стремятся вон, навеки прочь,
Но держат их всего два метра
Земли, так утро держит ночь.
Берёзы стынут, стонут, плачут,-
Всего-то в метре от зимы.
Нет, к счатью, мир неоднозначен
И в нём важнее всех не мы.
День..
Чей нынче день?
У золотого утра
дары потерь:
Эмали небо
с пеной паутины,
Что облако,
теряя,
обратило
Покатый свод, разрушив безупречность…
Вот так. К чему сторонняя беспечность
Приводит мир и миг его. Напрасно.
Но может быть и это в нём прекрасно?
День рождения… чей-то!
Все ото всех чего-то ждут.
Пера ли лёгкого , услуги,-
в том нет вины или заслуги.
Часы той жизни, что идут
Всегда гарантию имеют.
Мы ж не несём! А те ржавеют,
От нашей в жизни простоты.
Коль здесь, то веришь: вечен ты!
И в человеке та беспечность,
Как молоко звезды в пути:
Конечна даже бесконечность,
Успеть бы там себя найти…
Дети…
С мокрого после грозы куста чистотела,как с горки, скатываются птенцы.
Раз за разом! И кричат так же громко, как дети…
***
Зелёный
жемчуг
незрелых вишен -
Обижен,
Что обойдён вниманием светила.
"Чем? Я! Ему! Не угодила!?"-
Твердит в тумане, как в дыму,
Но не ответствуют ему.
Под натиском отходчивой грозы,
Всерьёз воспринявши намёки и угрозы,
Куст чистотела сник,-
Так скоро, чуть не вмиг…
Он развлекает птичью детвору,
Что катится по мокрому бугру,
И гомон радостный сияет, однозначный,
Да жаль, что тает смысл, как день у-дачный…
Детство
Мне не хватило плюшевых игрушек,
Игры в войну, где содраны коленки,
В индейцев, где брататься кровью лучше,
Прищурившись, как от молочной пенки.
Играть с медведем никогда не поздно,
С самим собой и впрямь немного стыдно.
Я никогда не стану злой и взрослой,
И слушать правду до сих пор обидно.
Тот длинный выдох, на виду у солнца,
Округи, от дождя промокшей сильно,-
Грустить опасно! Как опасен стронций,