— Прошу, — отозвался Торин.
— Ладно. Есть сотня женщин…
— В данном случае сто одна, — перебил Торин.
— Верно, и все они должны бороться за руку Торина. На данный момент это является традицией уже на протяжении тысячелетий. Итак, существует несколько различных состязаний. После каждого состязания некоторые участницы вынуждены уходить. И в этом году всё это впервые будет транслироваться по телевидению.
Я нахмурилась, стараясь не представлять всех людей, которые будут пристально наблюдать за мной из своих гостиных.
За окнами Хаммера мир проносился мимо, и мы свернули на шоссе.
В баре Торин был окружён свитой, а над головой летал вертолёт, снимавший всё происходящее. Теперь я видела только обычное утреннее движение. У меня было очень сильное подозрение, что Торин нанёс этот визит тайно.
Мотор Хаммера зарычал, когда он вдавил педаль газа в пол, и мой желудок скрутило, пока он лавировал в потоке машин.
Во рту у меня пересохло и в то же время выступала слюна. Взглянув на Шалини, я по выражению её лица поняла, что она испытывает такую же тошноту.
Я взялась за дверную ручку.
— Торин, тебе обязательно ехать так быстро?
— Да.
— Изменится ли что-нибудь, если я скажу, что такая дикая езда является нарушением приличий? — в отчаянии спросила я.
— В данный момент нет.
Теперь машина напоминала ракету, несущуюся по асфальту. Снаружи здания проносились мимо серым размытым пятном. Да что с ним не так?
— Торин! — крикнула я. — Ты нас угробишь!
Шалини схватила меня за плечо.
— Смотри!
Я проследила за её указывающим пальцем. Снаружи размытые бетонные пятна исчезли, просторы побледнели. Торин начал притормаживать Хаммер, и пейзаж за пределами машины стал чётким.
Мы больше не были на шоссе номер 8. Вместо этого мы ехали по узкому переулку в месте, которое вызывало ассоциации с XVI веком. Крытые соломой бревенчатые дома теснились по одну сторону дороги. С другой стороны солнце ярко освещало поля, покрытые толстым слоем снега, пока мы не миновали небольшую рощицу деревьев. Дым поднимался из труб в морозное небо.
У меня перехватило дыхание от жутковатого ощущения, что я видела это место во сне.
— О, Боже мой, — выдохнула Шалини. — Ава.
Вокруг нас сам Хаммер начал преображаться, отчего у меня закружилась голова. Ремни безопасности исчезли, и я обнаружила, что сижу на бархате напротив Шалини. На окнах появились белые занавески. Когда я повернулась, чтобы посмотреть вперёд, я мельком увидела спину Торина, держащего под уздцы полдюжины лошадей.
Я ухватилась за борт кареты, пытаясь сориентироваться. Мы ехали в экипаже, запряжённом лошадьми, и у меня было адское похмелье.
Глаза Шалини казались остекленевшими.
— Это реально, не так ли?
— Думаю, да, — прошептала я.
— Это самое волнующее, что когда-либо случалось со мной, — пробормотала она.
***
Мы ехали по зимнему пейзажу Страны Фейри, проезжая мимо обледенелых деревушек из домов с крутыми остроконечными крышами, теснившимися вдоль дороги, и магазинчиков с тепло освещёнными окнами. Карета катила мимо лесов и замёрзших полей. Из далёких труб поднимался дым, и в воздухе искрились снежинки.
Но меня начало окутывать тёмное облако печали, и когда я закрыла глаза, то снова оказалась дома, в объятиях Эндрю. Мне казалось, будто моя грудь разрывается надвое.
Вздохнув, я вытащила свой телефон. У меня здесь не ловила сеть, но я пролистала фотографии на своём телефоне. Там был Эндрю, лежащий в постели. Золотистая кожа, руки заложены за голову, он улыбался мне. Мне всегда нравилась эта фотография.
Я пролистала к нашей фотографии на вечеринке, сделанной Шалини. Я вспомнила ту ночь. Он сказал мне, что я выгляжу великолепно, что любой другой парень там позавидовал бы ему. И всё же, в промежутках между этими фотографиями, он фотографировал Эшли на полях с красными цветами… Одиночество разрывало меня на части, и на меня обрушилась волна усталости. Мне хотелось свернуться калачиком в постели, натянуть на себя одеяло и никогда не выходить.
Шалини выхватила телефон у меня из рук, хмуро глядя на экран.
— Нет.
— Что нет?
— Я не позволю тебе хандрить из-за этого неудачника, когда мы находимся в Стране Фейри, — её челюсти плотно сжались, и она уткнулась в мой телефон.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Оказываю тебе услугу, — слегка нахмурившись, она вернула мне телефон. — Больше никаких сообщений или фотографий Эндрю. И больше никаких сообщений, на которые можно было бы пялиться.
— Шалини! — заорала я.