Капитан не обратил внимания на эти слова. Может быть, он не слышал, а если слышал, то не поверил. И он продолжал посадку на шлюпки, пока снизу не прибежал взволнованный механик с докладом:
— Уровень воды в трюме понизился на четыре дюйма. Течь закупорилась.
Только после этого капитан послушался русских и спустил трап, чтобы принять их на борт. Откуда ему было знать, рядовому американскому капитану, что перед ним профессор Чернов, изобретатель морозометов и что «Уиллела» была первым в мире судном, которое русские спасли совершенно новым способом — путем замораживания течи.
Глава 2
Это Клэй первым сообщил мне о катастрофе. Ничего не подозревая, утром во время завтрака он сказал мимоходом: «Говорят, с «Уиллелой» несчастье. Наша радиостанция принимала «СОС».
Моя новая должность позволяла мне не очень точно приходить в лабораторию. Я поспешил на радиостанцию. Дежурный сказал: «Ничего особенного». Пароход спасен, вероятно, дня через четыре он будет здесь. Была, правда, паника и несколько человек утонуло: трое мужчин, шесть женщин и один ребенок. Все остальные здоровы.
Я немедленно послал радиограмму Милли и ушел почти успокоенный: десять человек из пятисот пассажиров — не так много. Милли прилично плавает она была чемпионом в своем отделении. Бывают, конечно, случайности. Скорее бы получить ответ.
Я зашел через час, через два, через три, но ответа не получил. «Уиллела» была единственным пассажирским пароходом, который заходил на концессию… Сотни людей забрасывали пароход радиограммами с запросом о судьбе своих родных. Вместе со мной в двери радиостанции стучались инженеры и рабочие, молодые и старые, большей частью в комбинезонах (только что с работы отпросились на минутку), и, глядя на их расстроенные лица, я начал чувствовать, что означает хладнокровная арифметика… «шесть женщин и один ребенок». Может быть, среди них жена вот этого добродушного толстяка с лицом, запорошенным цементной пылью, может быть, мать вот этого самоуверенного чертежника с черными усиками под Чарли Чаплина. Почти все пассажиры ехали к нам на «концессию» Значит среди людей, толпившихся здесь, наверняка были овдовевшие и осиротевшие сегодня ночью.
Можно ли так надеяться на уменье плавать? Самые умелые пловцы иногда погибают во время паники. В холодной воде может свести судорога, течение может затянуть под борт…
И вместе с десятками других обеспокоенных людей я убеждал, упрашивал и подкупал радиста: — Пошлите запрос… ну еще раз, пожалуйста.
Это продолжалось трое суток. Семьдесят два часа бесплодных терзаний, бесконечных размышлений на одну и ту же тему: «Кто утонул? Она или не она?»
Наконец, пришло известие: «Минуя чужеземные порты, «Уиллела» направляется в Пальмтаун».
Я выпросил отпуск и помчался в столицу Пальмовой республики. Дорога шла по берегу моря, через светло-зеленые бамбуковые рощи, мимо чайных плантаций, усеянных кустиками, похожими на темно-зеленых ежей. Бананы росли возле самой дороги, из каждого листа можно было сделать себе одеяло. Я не замечал ничего, я видел только темную точку на горизонте это был дымок «Уиллелы».
Когда мы въехали в порт, пароход стоял на рейде. С мола я разглядел цветные точки на борту — головы пассажиров. Какая из этих точек Милли? Милли, отзовись. Или не отзывайся, но только будь живой.
Но вот «Уиллела» огибает маяк, неторопливо разворачиваясь, замедляет ход… уже можно разглядеть фигуры людей, их одежду. Слышно, как капитан командует на мостике: «Малый вперед. Левый самый малый назад. Правый самый малый вперед». Клокочет вода, вырываясь из клюзов, небесно-голубое тропическое море становится бурым от мазута. Матрос на баке ловко кидает конец портовым мальчишкам. Лохматый канат толщиной с удава захлестывает чугунную тумбу. Человеческие лица в два ряда нанизаны на перила. Где Милли? Я не вижу ее. Обвожу глазами палубы второго и первого класса. Машут руками все. Где Милли? Неужели я не могу узнать ее?
Проверяю лица, одно за другим. По порядку — слева направо. Нет, не она. И это не она. Десять, двадцать, тридцать незнакомых веселых женщин. Почти все на палубе. Только немногие стоят на внутренних трапах с чемоданами. И еще шесть на дне. Неужели среди этих шести моя Милли?
Со скрипом и кряхтением спускается с палубы шаткий трап. Крикливые носильщики устремляются вверх. «Ваши вещи, мистер. Пять центов — самый большой чемодан». И вот, смущенно улыбаясь, неуверенными шагами, спускается первая пассажирка.
Кто-то хватает меня за руку сзади. Милли? Нет, не Милли. — Это Джо мой старый товарищ по тяжелым временам. Очевидно, он все еще служит на «Уиллеле» помощником повара, куда я устроил его весной.