- Спасибо, - шепчу я. – Там ещё кошелёк. В кустах.
Мы идём к железной дороге. Пробираемся к кустам с фонариком. Ветки елозят по куртке, с громким хрустом ломаются под ногами – эхо такое, будто я глубоко в лесу. Я вглядываюсь в сырую землю. Острые края осколков бетона во мху, искривлённые, с лужицами внутри, пакеты, зелёные бутылки, белый пластиковый стакан из-под сметаны. Распахнутый красный кошелёк лежит навзничь среди мусора.
- Мой, - всё ещё шёпотом говорю я.
- Тебе далеко до дома? Сама дойдёшь?
- Дойду. Он там, за поворотом.
- Если ты здесь живёшь, значит должна знать, где не надо ошиваться по ночам. Что ты тут забыла?
- Я…я ходила в магазин.
- Отлично, - шумно выдыхает он. – Нашла время и место.
Мы возвращаемся к тому же месту, откуда меня уволокли те трое.
- Это всё случайно… Мне очень повезло, что Вы оказались рядом. Спасибо.
- Повезло. Учитывая, что я тут не живу, - он озирается. – Где здесь железнодорожная станция?
- Там, - я указываю в сторону магазина, из которого шла. - Слева будет проход минут через десять. Забор закончится, и сразу.
Он кивает и уходит.
2.
- Его прямолинейность меня позабавила, - я слышу её голос из кухни.
Снимаю куртку. На кофте зияет дыра, от правой ключицы и вниз, почти до соска. Лифчик был сдвинут лезвием. Рана неглубокая.
- Он очень…брутальный, даже немного грубый. Тем и зацепил, - задор в её голосе. – Эй, где там моё шампанское?!
Я захожу в комнату и быстро переодеваю кофту. Рваную запихиваю в шкаф. И иду на кухню. К ним.
- Там закончилось шампанское, была только водка - бормочу я. – Здравствуй, кстати.
Ирина смотрит на меня с брезгливостью:
- А запах такой, будто ты его всё-таки купила. И сама выдула по дороге.
Никита приобнимает меня и целует в щёку.
- Я сейчас в «Леонт» сбегаю, - говорит он, и идёт в коридор. – Здесь всего десять минут.
- Нет! – вздрагиваю я. – Я там и была.
- С ума сошла! – Никита возвращается в кухню. – Зачем ты туда ходила?
- А куда мне, по-твоему, ещё было идти?! Ты позвонил мне, когда я ехала в маршрутке. Здесь уже всё было закрыто.
- Что не так с этим вашим «Леонтом»? – Ирина невинно хлопает глазами. – Катенька там уже превысила лимит долга за алкогольную продукцию?
- Ир… - Никита поджимает губы и ставит чайник кипятиться. – Просто местечко неспокойное. Меня там чуть не избили однажды. Катя, больше никогда не ходи туда.
- Раньше здесь было спокойнее. Мне машину-то не поцарапают? – Ирина вытаскивает из сумочки зеркало, и поправляет ресницы.
- А Лёша не на ней уехал?
- Нет, ему надо домой. Взять деньги. Завтра он обещал сводить меня в ресторан за свой счёт, а не как обычно, - Ирина хмыкает.
- Судя по его виду, он может сводить тебя только в ресторан быстрого питания, - Никита глупо улыбается, но под взглядом Ирины быстро сменяет улыбку на тревожное выражение лица. - Как же он доедет в двенадцатом часу ночи?
- Его друзья обещали подвезти. Успокойся, братишка. Он тебе не родственник, и никогда им не станет.
- Кто такой Лёша? – хмурюсь я.
- Иринин водитель.
- И мой новый любовничек, - Ирина растягивается в обворожительной улыбке.
Ирина – очень красивая женщина. Она высокая, как и Никита. У неё идеальная фигура: стройные ноги, тонкая талия, узкие плечи. У неё красивая грудь, которая всегда подчёркнута вырезом, и круглая попа. И ни грамма лишнего жира. Рядом с ней я похожа на гибрид мопса со свиньёй. Может, всё дело в манере держаться? Прямая спина, высоко поднятый подбородок, взгляд из-под полуопущенных век, непринуждённость в движениях.
Уверенность в себе отражается в каждом её жесте: она сидит так, как ей удобно (вот как сейчас, на нашей кухне: вытянула ноги на кушетке и её совсем не заботит, что нам с Никитой приходится стоять), она смотрит куда ей хочется (с нескрываемым отвращением разглядывает обветшалый потолок и трещины в углах стен). Она совсем не вписывается в нашу кухню, заставленную старой мебелью, с выцветшей краской на стенах, покрытых жирными пятнами у плиты и раковины. Хочется раздвинуть для неё эти стены и потолок, убрать подальше от её глаз всю кухонную утварь, не оскорблять её всем этим убожеством и уродством. Она другая. Я не могу представить, что она когда-то была маленькой девочкой, с нежностью обнимала плюшевого медведя и не могла уснуть без колыбельной песни; не могу представить её юной, неопытной девушкой, краснеющей под взглядом мужчины. Она будто бы всегда была такой: роскошной, успешной, совершенной…