"Ладно, чего с дурака - простолюдина взять? - недовольно поморщился начальник уезда, направляясь к широким воротам с застывшими по краям каменными львами. - Сам всё узнаю. Главное - сестра жива, а с остальным разберёмся".
Когда до ограды усадьбы оставалось не более двадцати шагов, Мичи Гу, до этого смиренно шагавший позади хозяина, обогнал его и забарабанил кулаками по толстым, выкрашенным в красный цвет доскам створок.
После первого же удара те послушно распахнулись, придерживаемые закутанным в овчинную накидку привратником.
Торопливо пересекая тщательно очищенный от снега передний дворик, Бано Сабуро невольно обратил внимание на распахнутую дверь кухни и поваров, плотно обступивших какую-то женщину, судя по меховой накидке поверх яркой кофты, горничную одной из его жён.
Заметив хозяина дома, слуги, дружно поклонившись, испуганными воробьями порскнули в разные стороны. Одни поспешили к колодцу с деревянными вёдрами, другие - резво скрыться на кухне, а горничная, подхватив широкую юбку, побежала к залу приёмов, бесстыдно сверкая белыми нижними штанишками.
Досадливо покачав головой, чиновник неторопливо пошёл вслед за ней, бросив через плечо телохранителю:
- Я сегодня больше никуда не собираюсь, Кимуро-сей.
- Хорошо, господин Сабуро, - коротко поклонившись, десятник направился в свою комнату, чьи двери выходили на боковую веранду обширной усадьбы начальника уезда, размышляя о том, каким образом служительница богини милосердия смогла выжить среди великого множества больных, каждый из которых нёс на себе проклятие петсоры?
А его благодетель, поднявшись по короткой, каменной лестнице, скрылся в проходном зале приёмов, направляясь на домашнюю женскую половину дома.
В просторном помещении с высоким потолком и большими, затянутыми рисовой бумагой решётчатыми окнами царил непривычный холод, от чего лакированная, украшенная причудливой резьбой мебель, яркая драпировка стен, развешанные в простенках картины и листы белой бумаги с изречениями мудрецов создавали впечатление стылой заброшенности. Словно в покинутом доме, куда никто не входил уже много лет. И это, несмотря на то, что усердные слуги, тщательно убираясь здесь, не оставляли нигде ни пылинки.
Едва оказавшись в садике с крошечным, замёрзшим прудиком и облетевшими цветочными кустами, чиновник заметил женщин, выстроившихся согласно положения их хозяек возле дверей в покои супруги.
Начальник уезда подумал, что тут, видимо, собрались все служанки и горничные его гарема. Предупреждённые товаркой о приближении господина, они встали в две линии вдоль стен, замерев в полупоклоне и скромно глядя в лакированный пол. Хотя Бано Сабуро мог бы поклясться, что ещё несколько секунд назад эти женщины с жадным любопытством прислушивались к доносившемуся из комнаты разговору.
Поднявшись на пару ступеней, он позволил горничной супруги помочь ему снять массивные, выложенные изнутри собачьим мехом, туфли, которые она поставила на приступок, где среди яркой женской обуви выделялась ещё одна пара грубых, мужских башмаков, а также странного вида сапоги с толстенной подошвой и склонившимися на сторону высокими, мягкими голенищами.
Оставшись в тёплых носках, чиновник с подобающей его возрасту и должности степенностью проследовал по лакированным доскам к высокой, двустворчатой двери с заклеенным полупрозрачной бумагой окном в верхней части.
Служанки послушно распахнули тонкие створки. В лицо мужчины пахнуло теплом и ароматом свежезаваренного чая. Ещё два года назад, когда его первая наложница простудила почки и долго болела, начальник уезда приказал сложить в комнатах жён печки. В прошлом году их почти не топили, поэтому кое-кто из женщин втихомолку ворчал из-за того, что те занимают слишком много места. Но этой зимой все домашние дружно славили доброту и предусмотрительность своего господина.
Одетая в оранжево-изумрудное платье, его старшая супруга сидела на застеленной расшитым покрывалом лежанке и, придерживая кончиками пальцев расписную фарфоровую чашечку, внимательно слушала сидевшую напротив женщину в добротном мужском кафтане поверх знакомого коричневого балахона.
Разместившиеся на стоявших вдоль стен стульях наложницы также жадно ловили каждое слово гостьи.
Хозяин дома сразу же заметил среди них незнакомую девушку с измождённым, слегка вытянутым лицом, где застыла странная, словно бы нарисованная улыбка, когда как глаза смотрели с жёстко-настороженным любопытством. На коленях у неё лежала аккуратно свёрнутая накидка из зелёного шёлка, подбитая дорогим бобровым мехом. Теперь понятно, почему Мичи Гу посчитал молодую гостью дворянкой или дочерью богатого купца, хотя прочая её одежда больше подошла бы служанке или горничной.