– А невесту послали за водкой…
3. Он
Он учился с тобой в одном классе, в одной школе. Ваша школа стала потом гимназией, но это к делу не относится. Когда вы учились, не существовало ни гимназий, ни лицеев, ни даже просто детей. Все дети были либо октябрятами, либо пионерами, либо комсомольцами – исключения если и случались, то лишь в качестве патологий, с большим риском принудительного лечения. Вы, к счастью, росли нормальными. Хотя всепроникающая атмосфера Великой Любви, любви к партии и правительству, не отвлекала вас и от собственных мелких страстишек.
Как вы врали друг другу, когда были октябрятами! Главной темой вранья, разумеется, становились разнообразные взрослые тетеньки: мамы и старшие сестры, их подруги и соседки. «…А я вчера та-акое подсмотрел… А я взял и дотронулся… А я завтра вообще потрогаю!..» Вы упоительно перешептывались и сами верили, что эти поражающие воображение рассказы имели место, и слюнки капали на школьные парты. Он врал хуже тебя, поэтому глухо завидовал твоим удачам. Наверное, по той же причине он не замыкался в своем хвастовстве на женщинах, а находил нечто иное. Например, будто у его папы-врача есть специальное лекарство, от которого человек может летать и проходить сквозь стены, или будто у мамы на работе лежит этакий маленький приборчик, с помощью которого подслушивают чужие мысли. (В подобных мечтах, вероятно, уже тогда проявлялись его особые склонности.) Ты, кстати, втайне верил этим россказням, хоть и выражал вместе со всеми свой скепсис. Он каждый день обещал принести чудесные штучки в школу, чтобы все сомневающиеся могли убедиться, но назавтра почему-то либо забывал обещанное, либо ссылался на объективные трудности. И общий скепсис принимал постепенно оскорбительные формы, перерастая в дружные издевательства…
А как над ним смеялись, когда вы стали пионерами! Все нормальные школьники из вашего класса постепенно прекратили врать ради интереса, только из практических соображений (поняв, что самоутверждаться лучше другими способами) – кроме твоего друга-приятеля. Поэтому класс отторгал его. Тем более, что учился он плохо, вечно изворачивался и попадал в глупейшие ситуации, вечно был каким-то неопрятным, комичным, жалким. Он старался быть гордым, но характер давал сбои. Старался быть хитрым, но опять не получалось, то ли ума не хватало, то ли возраста. Иначе говоря, с авторитетом у него было напряженно, тяжело было. Более сильные товарищи, чуть что – распускали кулаки, все прочие унижали другими доступными средствами. Пожалуй, единственным, кто принимал его всерьез, кто держал его в кругу своего постоянного общения, оставался ты.
Чем же он тебе приглянулся? Будь честен – рядом с ним нравилось чувствовать себя человеком. Хотя внешне это «опекунство» никак не проявлялось, вы были на равных. И еще, если уж честно. Ведь ты изредка тоже насмехался над ним, когда хотелось развлечься. Разве не так? Вероятно, кое-что он понимал уже в пионерском возрасте. Во всяком случае, вряд ли он сохранил о вашей дружбе только теплые воспоминания.
Вы часто и с азартом боролись – буквально. Мерялись силами, кто кого повалит. На переменках – либо где-нибудь под лестницей, либо прямо в коридоре. Как правило, побеждал ты, потому что был психологически опытнее, а он утверждал – с видом знатока, вполне серьезно, – что ты побеждаешь, потому что злой. Вряд ли он забыл и эти твои победы, вряд ли он простил их тебе. Несомненно: с какого-то момента его жизнью стал двигать инстинкт соревновательности, жгучее желание доказать – им всем. Нет, не так. Вам всем, включая тебя – не нужно иллюзий. Что доказать? Очень просто: что он тоже человек, что он скоро вырастет и вот тогда – о! – тогда вы все поймете…
Не пришло ли это время?
Однако вернемся в прошлое. Кроме увлечения «коридорной борьбой», вас продолжал интересовать (как и всех нормальных пионеров) женский вопрос. Правда, уже на новом уровне: фотографии специального содержания, купленные у старших товарищей, выдержки из литературы, героические операции по проникновению на те редкие кинофильмы, возбуждающие юную фантазию, что несли клеймо «только для взрослых». Таким образом, ваш интерес приобрел некоторый академизм. Впрочем, практика тоже не отставала, только объектами для подсматриваний и ощупываний становились теперь не какие-то там мифические взрослые женщины, а вполне доступные сверстницы. И уже без всякого вранья! Единственное, что омрачало эти игры – если компания принимала вас обоих, то тебя брали в качестве равноправного партнера, тогда как твоего «опекаемого» держали за клоуна и ни за кого больше.
Что еще? Плевались – точнее, «стреляли» из трубочек, сделанных из шариковых ручек. Причем, не комками жеваной бумаги, как все, а рисовой крупой (вероятно, опять проявились его особые склонности, скрытые до времени). Рис – настоящая пуля, далеко летит и бьет всерьез. Однажды ты попал ему в глаз, после чего он, обезумев от страха, бегал между медпунктом и дамским туалетом, искал медсестру. Забыл ли он эту боль и этот страх?
Пионерские воспоминания можно продолжать до утра, пора остановиться.
С достижением комсомольского возраста ваши пути постепенно разошлись. Десять лет – огромный срок знакомства. За десять лет вы сходились и расходились, как это обычно бывает у детей и подростков, но к выпускному классу разбрелись в разные стороны окончательно. Отнюдь не в результате ссоры, а естественным образом, эволюционно. Как бы само собой. Очевидно, просто надоели друг другу, потеряли что-то общее. Ты увлекся точными науками, он ушел в спорт. Он занимался борьбой, что объяснимо, и почему-то греблей, где добился действительных успехов – кандидат в мастера спорта, участие в юношеской сборной страны, призовые места на всесоюзных соревнованиях. Другим несомненным успехом являлось то, что он сильно, просто фантастически раздался в плечах.
В конце концов, ты обнаружил, что твой бывший друг сильно изменился и внутренне. Первое ощущение было такое: «Поумнел». На самом деле, он никогда и не был глупым, так что умнеть в привычном смысле слова ему не требовалось, ему требовалось возмужать. Что он и сделал. Линия его поведения резко изменилась: немногословие, суровость, неулыбчивость. Ясно, что это была всего лишь маска, но очень удачно найденная маска, единственно верная. Спорт дал ему силу, а сила дала уверенность в себе, все просто.
Казалось бы, после школы вы должны были распрощаться навсегда…
4. Ты и ночь
Заснуть Андрей так и не смог.
Несмотря на то, что принял седуксен. Транквилизатор прогнал из груди эту поганую дрожь, снизил артериальное давление до приемлемых цифр, иначе говоря, помог вегетативной нервной системе справится со стрессом. Однако обещанное в аннотации к лекарству «анксиолитическое действие», т. е. способность подавлять тревогу, почему-то запаздывало. Очевидно потому, что воспоминания были сильнее лекарств. Воспоминания хозяйничали в голове, как женщины в тесной коммунальной кухне, не уступая друг другу ни дюйма – а мест на всех явно не хватало. Те, что были поновее, вытесняли прочий хлам наружу, в черный вакуум спальни. Конечно, зачем копаться в прахе давно умершего детства, зачем рассматривать блеклые старомодные открытки? Теперь, когда советские школы по мановению волшебной палочки превратились в гимназии без октябрят и пионеров, когда видеомагнитофон, нашпигованный порнухой, стал доступен любому из новоиспеченных «гимназистов», жизнь несколько изменилась. Но дело не в этом. Чем слюнявое прошлое могло помочь настоящему, чем могло успокоить кипящий мозг? Разве только тем, что прикрыть на секунду завораживающий огонь состоявшихся час назад дружеских посиделок? Унять жар, остудить страх пережитого, отвлечь память от навязчивого сюжета…
Нет, бесполезно. Остужать что-либо – бесполезно. Страх постепенно трансформируется в стыд, ничуть не менее жгучий. И вообще, плохо Андрею, температура скакнула, а ведь была нормальной, ведь на поправку дело шло, так за что же ему все это? Никак не заснуть! Несмотря даже на то, что навалившаяся на организм вялость сделала руки и ноги неподъемным грузом, несмотря даже на то, что свинцовой тяжести голова продавила постель чуть ли не до пола.