Дойдя до этого места своего рассказа, Сесилия, у которой было поистине испанское мрачное чувство юмора, хохотала, рассказывая о той ужасной ночи. «Мой муж с головой ушел в болото, от чего я его и предостерегала», — сказала инкская принцесса. Хуан срезал шпагой тростинку камыша и тут же полностью погрузился в зловонное болото. Не знаю, сколько часов он провел в этой глинистой жиже, голый, с кровоточащими ранами, препоручив душу Господу и думая о детях и жене, этой красавице, которая оставила дворец, чтобы последовать за ним на край света. Мапуче несколько раз проходили рядом, едва не касаясь его, не в силах представить себе, что человек, которого они ищут, погребен под болотной жижей, и лежит там, не выпуская из рук шпаги и дыша сквозь тоненькую тростинку.
На следующее утро испанцы, направлявшиеся в Ла-Империаль, повстречали кошмарное существо, покрытое кровью и грязью, пробиравшееся через плотные заросли. В этом существе по шпаге, которую оно не выпускало из рук, они признали Хуана Гомеса, капитана четырнадцати славных солдат.
Прошлой ночью в первый раз с тех пор, как умер Родриго, мне удалось поспать несколько часов. В рассветной полудреме я почувствовала, как что-то давит мне на грудь и мешает дышать, но ощутила вовсе не беспокойство, а, наоборот, успокоение и радость, потому что поняла, что это рука Родриго и он спит рядом со мной, как в лучшие времена. Я лежала недвижно, с закрытыми глазами, и радовалась этой чудесной тяжести. Мне хотелось спросить мужа, затем ли он пришел, чтобы наконец забрать меня с собой. Хотелось сказать, что я была счастлива с ним все тридцать лет, которые мы прожили вместе, и единственной моей печалью были его долгие отлучки на войну. Но я боялась, что он исчезнет, если я с ним заговорю. За месяцы одиночества я поняла, что духи страшно застенчивы.
С первыми лучами солнца, которые просочились через щели в ставнях, Родриго покинул меня, оставив у меня на груди след своей руки и запах на подушке. Но когда в спальню вошли служанки, все признаки его пребывания в комнате уже исчезли.
Несмотря на неожиданную радость, которую появление Родриго подарило мне, с утра я так плохо выглядела, что послали за тобой, Исабель. Я не больна, доченька, у меня ничего не болит, я чувствую себя хорошо, как никогда, так что не смотри на меня с таким похоронным выражением лица. Но я полежу в кровати еще немного, потому что мне холодно. Если не возражаешь, мне бы хотелось использовать это время, чтобы подиктовать тебе.
Как тебе известно, Хуан Гомес выжил в этом испытании, хотя загноившиеся раны заживали у него несколько месяцев.
Он бросил думать о золоте, вернулся в Сантьяго и до сих пор живет здесь вместе со своей красавицей-женой, которой теперь должно быть уже лет шестьдесят, но она все такая же, как в тридцать, — ни морщин, ни седины. Не знаю только, чудо это или колдовство.
В тот роковой декабрь началось восстание мапуче — беспощадная война, которая идет уже сорок лет, и конца ей не видно. Пока в живых будет хоть один индеец и хоть один испанец, кровь будет литься. Я должна бы ненавидеть мапуче, Исабель, но не могу. Они мои враги, а я восхищаюсь ими. Если бы я была на их месте, я бы умерла, сражаясь за свою землю, так же как умирают они.
Я уже несколько дней тяну с рассказом о смерти Педро де Вальдивии. Двадцать семь лет я старалась не думать об этом, но, думаю, теперь пришла пора рассказать тебе все, что я знаю. Я хотела бы верить в наименее страшную версию его гибели — что Педро сражался, пока ему не размозжили голову топором. Но Сесилия помогла мне узнать правду.
Только один янакона смог спастись из Тукапеля; он-то и поведал о том, что случилось в то Рождество, но о том, что сталось с губернатором, он не знал. Два месяца спустя Сесилия пришла ко мне и рассказала, что в ее доме есть служанка — девушка мапуче, недавно прибывшая из Араукании. Сесилия узнала, что эта индианка, не знавшая ни слова по-испански, была найдена неподалеку от Тукапеля. Тут мапудунгу, которому я научилась у Фелипе — ныне Лаутаро, — пришелся кстати. Сесилия привела ко мне свою служанку, и я расспросила ее. Это была девушка лет восемнадцати, низенькая, с тонкими чертами лица и крепкой спиной. Так как она не понимала нашего языка, она казалась глуповатой, но, поговорив с ней на мапудунгу, я поняла, что она очень умна. Вот что мне удалось узнать у выжившего в Тукапеле янаконы и этой юной мапуче, которая, по ее словам, видела казнь Педро де Вальдивии собственными глазами.
Губернатор находился на развалинах форта и вместе с кучкой храбрецов отчаянно сражался против тысяч мапуче, которые постоянно сменяли друг друга, в то время как испанцам приходилось работать шпагами без передышки. Весь день прошел в бою. На закате Вальдивия потерял надежду на то, что Хуан Гомес придет на подмогу. Солдаты были измождены, лошади, как и люди, истекали кровью, а по склону холма настойчиво взбирались все новые отряды врага.