Витька побледнел. Его загорелое лицо за несколько мгновений сделалось желтым. Он продолжал мять в руках пачку сигарет, оттуда на жухлую траву сыпались крошки; трое отвели взгляды. Пауза из напряженной сделалась естественной, как труп: больше ничего не нужно было говорить.
Они молчали секунд двадцать, но каждому показалось — не меньше минуты.
— Мужики, — Тимур первым решился разорвать молчание. — Когда приедем домой… будем ржать друг над другом. Дома. А теперь… Теперь поехали, а?
— Это не смешно, на самом деле, — пробормотал Антоша.
— Это психоз, — шепотом предположил Игорь. — Или отрава. Вот у меня в ушах все время…
— Шаги, — быстро сказал Тимур.
Снова сделалось тихо.
— У тебя тоже? — тающим голосом спросил Антоша.
Витька хмуро переводил взгляд с одного на другого.
— Мужики, — пролепетал Антоша. — По-моему, мы зря здесь стоим… Вить, давай теперь я за руль сяду.
— Нет, — жестко отозвался Витька. — Я среди вас лучший водила. Я и поведу.
Теперь им сделалось легче — они говорили, говорили без умолку и хохотали так, что звенело в ушах.
— Я слышал, на свадьбе однажды отвергнутая подруга жениха…
— Да, я что-то такое тоже…
— Да, он бросил свою подружку и женился на другой, а та, первая, устроилась поварихой и всю свадьбу…
— Да, прикинь! Слабительное в холодец…
— В самогон слабительное, это — пять…
— Ты прикинь, только сели за стол, только тост за молодых, первое «горько»…
— А нам что, грибов в самогон накрошили?
— И как ломанутся все в сортир!
— Молодец, хорошо отомстила…
— Галлюциногенчики свежие, непросроченные…
— Только непонятно мне, — хриплым от постоянного смеха голосом пролаял Игорь, — кто Саньке с его Ирой мог отомстить? Они ведь живут уже сколько… Вот если бы Санька на другой женился…
— Какая разница! — бодро оборвал его Витька. — Мало ли, у них в селе, может, отомстили за то, что Санька устроился хорошо… Или что жили они в блуде без брака, не венчались, все такое. Мало ли в селе может быть сумасшедших?
Все разом замолчали.
Джип ехал на ровной скорости сто двадцать, Витька не гнал, потому что дорога была плохая, но не притормаживал даже в населенных пунктах. Урчал мотор, проносились назад поля, лесополосы, огороды.
Наконец пришлось остановиться перед железнодорожным переездом. Сзади остановился желтый микроавтобус, рядом — дряхлый и грязный «Фольксваген».
Поезда не было, но полосатый шлагбаум и мигающие огни обещали его скорое появление.
— По-моему, он отстал, — тихо сказал Антоша. Игорь обернулся всем телом:
— Что?
— Он… отстал.
Тимур обхватил себя за плечи.
Секунду назад, когда машина встала перед шлагбаумом, он ясно представил себе придорожную забегаловку, где вышитые скатерки и мухи как шахматы, и буфетчица с круглым задом. На растрескавшийся асфальт перед кафе упала тень… Не туча набежала на солнце — упала тень, и ползет дальше, по трассе, не ускоряясь, не замедляясь, не останавливаясь никогда. Медленно, медленно ползет.
— Ему нас не догнать, — сказал Тимур неожиданно для себя. — Он… еле движется. А мы спокойно разгоняемся до двухсот.
— «Нас не догонят», — процедил сквозь зубы Витька.
— Зато он никогда не останавливается, — Антоша сглотнул. — Не задерживается. А мы стоим и ждем этого проклятого поезда!
Его голос вдруг сорвался на визг. Антоша съежился и по-девичьи закрыл лицо руками.
— Нас таки отравили? — глухо спросил Витька.
— А хрен его знает, — прошептал Игорь.
Он вдруг перекрестился и вслух стал читать Отче наш. Тимур, помедлив, последовал его примеру.
— Сдурели? — Витька облизнул губы.
Игорь дочитал молитву до конца и начал опять, Тимур сбился. Поезда все не было; издалека доносился еле слышный стук колес.
— Мы там нагадили, на кладбище, — сказал Тимур.
— Ты там нагадил, — пробормотал Антоша.
— А ты? — Тимур резко к нему обернулся. — Напомнить, что ты там делал?
— Мы же не знали, — сказал Игорь. — Мы не знали. Отче наш, иже еси…
— Мы просто были пьяные, — прошептал Антоша.
— Мужики, — Витька хлопнул ладонью по рулю, — у меня никаких галлюцинаций сроду не было, а дурь я за сто верст обхожу. Кто-то из вас пробовал?