Смирившись лично с Адель, я не смирился лишь с тем, что придётся оплачивать её счёт. Жуткое расточительство при моих теперешних затратах. Платить за катастрофически неприятного человека неприятно неисчислимым образом. Многие не зря считают меня жадным.
Раньше времени в ресторане появилась и Лиза. Рядом волочилась Адель. Вместе! Какая червоточина. И я сглотнул приступ ревности. Она же проводит с ней чересчур много времени! С чего вдруг? Как они вообще успели помириться? Женская дружба – таинственная и непонятная вещь. Без женской логики в ней не разобраться, а я и обычную логику с трудом понимал, предпочитая жить на ощущениях и интуиции.
Моя ладонь взметнулась вверх, напоминая кассира из ресторанов быстрого обслуживания.
Девушки заметили её и ускорили шаг.
– Вы на удивление пунктуальны, – сказал я, поднимаясь из-за стола и усаживая Лизу.
Ради приличия я помог устроиться и Адель.
– Спасибо. А ты, как всегда, самый галантный кавалер, – мило ответила Лиза.
Адель кисло оскалилась и молча села, не проронив ни звука. Обманчивое впечатление. Она ещё успеет наговориться всласть. Хитрая пигалица не упускает возможности потрепаться о высоком искусстве.
Поэтесса уселась подальше от меня, но поближе к Лизе, вызвав во мне противоречивые чувства. С одной стороны, это вполне устраивало меня, я не ощущал её чавканье и смрадное дыхание, но её близость к моей женщине повторило приступ ревности с силой в десять балов по шкале Рихтера.
Я вытряс из себя последние капли толерантности и человеколюбия, чтоб подавить антипатию. В самом деле, мне нечего на неё злиться, и она пока не сделала ничего плохого. Напротив, Адель даже хотела меня – и пусть. Это только ласкает моё самолюбие. Я не спал с ней и не собираюсь. Её вина в том, что Адель портит интимный и незабываемый вечер с Лизой. Утешает одно – она не останется с нами до утра, а так я не имею особых претензий. Самоубеждение и рациональное объяснение своих мыслей остудили оголённые нервы. Адель уже не так сильно раздражала, выглядела терпимо и вела себя пристойно. Пока. И всё ещё хотела меня…
Её чёрные, как у ворона, волосы были заплетены в чёрствую косу. Тушь на ресницах аккуратно подобрана, и зелёный маникюр на ногтях смотрелся не дико, а привычно. С тех пор, как я её видел последний раз, Адель немного поправилась. Жир отложился в неправильных местах, и она совершенно его не скрывала, скорее, не замечала вовсе, или, наоборот, выставляла всем напоказ, но я не любитель пышных форм, особенно если это формы Адель. По ней плачут все фитнес-центры столицы. Ей придётся покупать годовую карту на семь посещений в неделю, чтобы сбросить к следующему пляжному сезону пять или семь килограмм. Но это вряд ли что-то изменит. Адель есть Адель, банальная московская поэтесса, раба правильной поэзии и точности художественных образов. Макияж макияжем, и пусть она даже с натяжкой выглядела прилично, но всё равно походила на вредную ведьмочку из детских американских страшилок. Взрослого она не могла напугать, а ребятишек в яслях легко. Достаточно появиться в тихий час и пожелать деткам спокойной ночи. Энурез и плач до утра обеспечен.
Мой взгляд не отрывался от Лизы, а её лик завораживал и открывал нечто бесценное.
Выглядела она чудесно: лёгкое летнее платье со скромным вырезом, достаточным для примерки моего неожиданного сюрприза. Та же грациозная шея, тот же остренький носик с налётом стирающихся веснушек и огненно-карие глазки. Вдумчивые и вечно загадочные, поэтому особенно притягательные. Её формы вдохновляли и будоражили кровь. Спинным мозгом я чувствовал, как лица пижонов с соседних столиков разглядывают мою сладкую девочку. Ни намёка ревности я не испытывал. Ревность относится лишь к Адель. Я гордился Лизой.
Первой к меню прикоснулась поэтесса, быстро листая папку, как старую записную книжку.
– Мы заскочили в «Ереван Plaza», – улыбалась довольная Лиза. – Там я присмотрела себе пару симпатичных костюмчиков. Почти купила, но вовремя передумала. Неудобно будет тащить их сюда. Славные были вещички.
– Заедем на обратном пути, – пообещал я. – Ты попросила их отложить?
– Не помню, – рассеянно ответила Лиза. К шмоткам она была куда равнодушнее подруг.