Иначе, зачем, ты меня тогда остановил на улице инфернального города мертвецов. Среди мертвецов. Хусаим. Даже сейчас, там, среди живых до сих пор идет война, и падают бомбы. Но, скоро мы все уничтожим их всех Хусаим. Всех в этой проклятой войне и твоя душа Хусаим найдет покой, как и души других погибших в этой кровавой войне. Нам нельзя отступить, Хусаим, нельзя. Вот, возьми — произнес он, и протянул сумку с инфернальной бомбой.
— Я включил ее — сказал Валерий — Отсчет пошел. И я знаю, ты сделать, тоже это сможешь. И Призрак мальчишка взял, снова в руки сумку. Он, так и не расспросил его, кто ему ее дал. Да, и, теперь уже это было не важно. Хусаим, снова, подскочив, прижался головой к нему и обнял охотника. Но, вскоре, почувствовал, что обнимает женщину. Он отпрянул в сторону и увидел ее. Невероятно красивую женщину.
Молодую, и невероятно красивую, что стояла перед ним. С черными, как ночь красивыми широко открытыми глазами. В белой, полупрозрачной из белого в кружевах шелка, закрывающего ее с головы, до ног накидке. Он Хусаим увидел очень молодую женщину на месте русского солдата.
И она смотрела на него, очаровывая мертвеца мальчишку живыми как у городских сириек глазами. Хусаим остолбенел и не мог понять, кто теперь это перед ним. И откуда она взялась на месте стоящего русского солдата. Невероятной сногсшибательной красоты девица. Восточная девица.
Такая, какими бывают арабки или сирийки. Каких, он видел там, в живом Алеппо. На улицах своего еще мирного когда-то города. Это была танцовщица. Такая танцовщица, он еще помнил, когда был живым мальчишкой, была на каждом празднике или свадьбе. И сейчас она стояла перед призраком Хусаимом. Стояла буквально в двух шагах. В полупрозрачной шелковой в кружевах накидке. Из-под которой просвечивалась ее, почти обнаженная смуглая, как и ее девичье молодое миловидное лицо безумной красоты женская фигура. Гибкая в узкой талии. И, почти нагая. Только в одном обвешенном золотыми обвесками узком на тонких лямочках лифчике. Туго стянувшим ее плечи, спину и подтягивая красиво вверх пышную полную девичью грудь. И в таких же, узких золоченых плавках. Практически врезавшихся вырезами в ее женские широкие задницы ягодицы. И на ее бедрах. И стягивая узким пояском те ее ноги под обнаженным чудесной красоты девичьим танцовщицы животом. В круглом глубоком пупке, которого торчала бриллиантовая брошка. С золоченым в обвесках поясом вокруг широкого женского таза и длинной такой же, как и накидка полупрозрачной из белого шелка юбкой вуалью. Спадающей с двух сторон ее того пояса.
Лишь, прикрывая спереди и сзади ее безумной и идеальной красоты полноты с аккуратными маленькими ступнями в золоченых на высокой шпильке туфлях голые полностью ноги. Оголяя с боков ее крутые в вырезах бедра. А ее девичьи черные как смоль блестящие, вьющиеся длинными змеями волосы, спадали из-под золоченого надетого плотно на голову венца в сверкающих бриллиантах.
Перекрывая девичий лоб над ее черными изогнутыми узкими бровями. И рассыпались по груди и плечам теми локонами. И спине восточной красавицы до самой ее гибкой узкой той талии под той шелковой наброшенной поверх ее длинной в кружевах накидкой. Среди ее волос и черных вьющихся змеями локонов сверкали, такие же, как и венец, бриллиантовые большие сережки. А, на изящных руках девичьих блестели тонкие золотые браслеты. На пальцах были надеты чашечками сагаты.
Специально, для пляски и аккомпанемента и подыгрывания себе самой в ритм бьющихся барабанов и звучанию флейты. Именно тем, что звучали там за полуразрушенной каменной стеной. Где в медленно ползущим по земле сочащимся кровью тумане, слышен был дикий смех. Многоголосый смех. Перемешивающийся со звериным таким же диким неудержимым ревом. И, чтобы не смущать молодого призрака мальчишку красавица девица, держала одной рукой накидку на груди, прикрываясь от его ледяных, но очарованных не моргающих теперь глаз.
— Красивая, да? — пролепетал он, нет, пролепетала она ему женским нежным тонким голоском.
— Невероятно! — пролепетал ей в ответ призрак мальчишка, держа сумку в своих холодных мертвеца руках — Такому в школе Корнилова не учат? — спросил ошеломленный и смущенный появлением красавицы девицы призрак Хусаим.
— Нет, не учат — ответила нежным певучим голосом очень молодая, прелестная восточная танцовщица — Это я придумал, вернее, придумала сама.
— Ты просто безумно, красивая — произнес Хусаим — Ты просто, божественна.
— Нет, я более, чем, Божественна Хусаим — ответила молодая восточная красавица танцовщица ему — Я пришла из других миров за этой мразью из глубин Ада. У нас с ними давняя война. Также как и у вас тут. С выродками из черной Сатанинской тени моего родного Божественного брата. И он будет рад моему появлению Хусаим. Вот увидишь. Она сверкнула черными как уголь под изогнутыми черными тонкими бровями и золотым бриллиантовым на ее голове венцом глазами. И произнесла — Мир на пути первого человекоубийцы Каина Хусаим. Что за мир ты создал? О, мой родной брат, золотой дракон Хаоса? — взмолилась, вверх глядя, восточная молодая танцовщица красавица. И снова сверкнув уже резко черными своими обворожительными девичьими красавицы очами, произнесла, обращаясь к призраку мальчишки — Ну, ты готов теперь, мой мальчик Хусаим?