«И ты, вне всяких сомнений, уже взорвался, Толанд Фейзт», – рассудил Лемарш, прислушиваясь к болтовне гвардейцев.
– Женщина всех не остановить! – с резким акцентом заявил рассерженный Гёрка. – У ней только один выстрел есть!
– Слушай, Орк, это же пустотой драная мелта! – насмешливо ответил другой штурмовик-абордажник, Сантино. – Один выстрел нас всех насквозь прожжет.
Говоря, темнокожий боец тряхнул головой, и его дреды эффектно рассекли воздух на слове «всех».
– А если и нет, мы все равно ее снарягу никак не вскроем. Она руками нас на куски порвет.
– Говорить о таких вещах нечестиво есть, да, – вмешался Зеврай.
Его бритую голову покрывали завитки сакральных татуировок, сходившихся к золотому клейму в виде аквилы на лбу. Чингиз, переведенный из Оберайских Искупителей, был самым старшим и самым богобоязненным солдатом в роте, из-за чего получил прозвище Дьякон. Сантино придумал его в насмешку, однако Зеврай относился к нему совершенно серьезно.
– Вы погубите нас, товарищи, – сурово добавил он.
Стоя вне круга спорщиков, Лемарш ждал, когда Райсс наконец вмешается, но лейтенант просто держался возле него, такой же растерянный, как и прочие абордажники.
«Подобное совершенно недопустимо», – решил комиссар.
Он дернул пальцами, мечтая о пистолете. С тех пор как Ичукву присоединился к роте «Темная звезда», у него не возникало поводов для казней, а сейчас расстрел стал бы напрасной тратой жизней, однако он невольно принялся обдумывать варианты. Кого из бойцов стоило бы выбрать? Чья гибель послужила бы самым наглядным примером для остальных?
– Мы найти способ! – прорычал Гёрка. – Если надо, я суке голыми руками башку отвер…
Фраза завершилась сдавленным вскриком: Лемарш ударил Больдизара тростью по горлу, лишь немного сдержав руку, чтобы не убить его.
– Кажется, ты только что угрожал одной из дочерей Императора? – беззлобно поинтересовался комиссар, пока огромный гвардеец хватался за шею и пучил глаза.
Что примечательно, Гёрка выпрямился и попробовал ответить, но сумел лишь придушенно захрипеть. Ичукву оглядел остальных солдат, задерживая взор на каждом по очереди, и остановился на Райссе. Если абордажники вообще собираются нападать на политофицера, то либо сделают это сейчас, либо не отважатся никогда. Как ни странно, подобная перспектива взбодрила Лемарша.
– Лейтенант, ваши бойцы – какая-то шпана?
– Нет, комиссар!
– Тогда прошу вас постараться, чтобы впредь они не вводили меня в заблуждение, поскольку я не выношу шпаны.
– Есть, комиссар! – Помедлив лишь мгновение, офицер добавил: – Но мы должны найти сержанта-абордажника, сэр.
Гвардейцы согласно забормотали.
«Наконец-то немного металла в голосе, Райсс», – с одобрением подметил Ичукву.
– Да, – согласился он, – и мы так и поступим, но не опозорим при этом имени Астра Милитарум. Адепта Сороритас – наши верные союзницы.
– Нам нужны наши пушки, сэр, – осторожно произнес Шройдер. – Что бы ни расчекрыжило Глике, оно может вернуться.
– Кто бы, – поправил Лемарш, ткнув тростью в сторону бойца.
– Это сделал сержант, – просипел кто-то у него за спиной. – Я все видел.
Обернувшись, комиссар понял, что абордажник Райнфельд вылез из койки. Мало кто из солдат получил более тяжелые ранения, чем этот специалист по взрывчатке: Рему полностью отсекло правую руку, а также половину лица. Его кожу покрывала серебряная глазурь из чешуек, симптом режущего мора в последней стадии, а радужка уцелевшего глаза почти утратила цвет.
– Вернись в постель, абордажник Райнфельд! – приказал комиссар.
Он все колол, – забормотал умирающий, и с его потрескавшихся губ потекла слюна, – но Глике не падал. Просто стоял там, принимал удары… пока сержант не снес ему голову.
– Трон Святой, обереги нас, – прошептал Зеврай, осенив себя знамением аквилы.
– Это мухи, – продолжал Рем. Он постоянно оглядывал каюту, следя за чем-то невидимым. – Они влезли в Глике, а теперь летают повсюду.
– Ты ошибаешься, боец, – сказал Лемарш, ковыляя к нему. – Здесь нет мух.
– Сожгите все, что осталось, – прохрипел Райнфельд, указывая на труп. – Надо сжечь… чтобы оно опять не вернулось. – Уцелевшей рукой он вцепился в шинель комиссара, едва не повалив его. – Так нужно, для верности!