— Давай встретимся завтра. Сходим куда-нибудь. Я думаю, профес… твой брат хочет провести этот вечер в узком семейном кругу. — Джулия выдавила улыбку, хотя за спиной Рейчел глаза Габриеля метали молнии.
— Очнись, Джулия! — почти крикнула Рейчел. — Профессор он там, в аудитории. А здесь он мой непутевый брат Габриель… Да что с вами обоими?
— Мисс Митчелл — моя аспирантка. Существуют правила… — С каждым словом тон Габриеля становился все холоднее и отчужденнее.
— Габриель, она моя подруга! Слышишь? И плевать я хотела на ваши правила!
Джулия сосредоточенно разглядывала носки своих кроссовок. Габриель хмуро косился на сестру.
— Может, кто-нибудь соизволит рассказать мне, что у вас тут произошло?
Не получив ответа, Рейчел скрестила руки на груди и прищурила глаза. Вспомнив слова Джулии о первых трудных неделях, она быстро сделала надлежащие выводы.
— Габриель Оуэн Эмерсон, отвечай: ты вел себя с Джулией как зловредный придурок?
Джулия прыснула в кулак. Габриель нахмурился. Оба по-прежнему молчали, но их реакция красноречиво свидетельствовала, что Рейчел попала в точку.
— Вот что, мои дорогие. Времени разбирать ваши детские ссоры у меня нет. Я предлагаю вам поцеловаться и заключить вечный мир. Я здесь всего на неделю и хочу побольше общаться с вами обоими. — Взяв подругу и брата за руку, Рейчел потащила их к профессорскому «ягуару».
Рейчел Кларк совсем не была похожа на своего приемного брата. Она работала помощницей пресс-секретаря мэра Филадельфии. Однако за звучным названием скрывалась рутинная работа. Большую часть времени Рейчел просматривала местные газеты, выискивая в них малейшее упоминание о ее боссе, или ксерокопировала пресс-релизы. В особо выдающиеся дни ей позволяли обновлять мэрский блог. У Рейчел были мелкие черты лица, гибкая девчоночья фигура, длинные прямые волосы, веснушки и серые глаза. Вдобавок она была на редкость общительным человеком, что порою изматывало ее старшего, склонного к интроверсии брата.
За весь путь домой Габриель не произнес ни слова. Его губы были плотно сжаты, а костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Зато Рейчел и Джулия, устроившиеся на заднем сиденье, хихикали, как школьницы, вспоминая свои давнишние проделки. Профессору вовсе не улыбалось провести вечер в компании этих девиц, но он помнил, как тяжело сестра переживает смерть матери, и не хотел усугублять ее страдания.
Машина остановилась возле роскошного высотного кондоминиума Мэньюлайф-билдинг, и трио, счастливое на две трети, переместилось из салона «ягуара» в скоростной лифт, чтобы подняться на последний этаж. На площадке было всего четыре двери.
«Ого! Представляю, какие громадные здесь квартиры», — подумала Джулия.
Прихожая профессорского пентхауса была довольно скромного размера, зато гостиная… Едва попав туда, Джулия сразу поняла, почему Габриель счел ее квартиру меньше конуры для уважающей себя собаки. В его просторных апартаментах окна были во всю стену. Из окон открывался захватывающий вид на озеро Онтарио и гордость Торонто — телебашню Си-эн. Шелковые шторы на этих гигантских окнах были льдисто-голубыми, а стены — светло-серыми. Роскошный паркет был устлан персидскими коврами.
Антикварную мебель в гостиной, похоже, основательно отреставрировали. Массивный диван и два кресла были обиты темно-коричневой кожей, даже шляпки гвоздиков обивки являлись произведением искусства. У камина стояло вольтеровское кресло — глубокое, обитое красным бархатом.
Джулия с нескрываемой завистью смотрела и на это кресло, и на диван. Как здорово было бы в дождливый день сидеть в кресле перед камином, пить чай и читать свою любимую книгу. Мечты, которым, наверное, так и суждено остаться мечтами.
Камин, однако, был газовым. Над ним, словно картина, висела здоровенная плазменная телевизионная панель. У профессора была собрана довольно большая коллекция произведений искусства. На стенах висели картины, а скульптуры и статуэтки стояли на полках и столиках. Многие вещи имели музейную ценность; например, римское стекло и греческая керамика. Джулию поразили мастерски сделанные копии известных скульптур, в том числе статуи Венеры Милосской и знаменитой композиции Бернини «Аполлон и Дафна». По мнению Джулии, у Габриеля было даже слишком много скульптур, и все — изображения обнаженных женщин.
Ее удивило полное отсутствие личных и семейных фотографий. Нельзя сказать, чтобы профессор Эмерсон не любил фотографии. У него были отличные старинные черно-белые снимки Парижа, Рима, Лондона, Флоренции, Венеции и Оксфорда, но ни одной фотографии семьи Кларк. И ни одного снимка Грейс.