Телефон запищал и с легким щелчком ожил.
- Э-э... да?
Крэш узнал голос Фреды, сонный и немного удивленный.
- Доктор Ливинг, это шериф Крэш. К сожалению, я должен попросить вас немедленно вернуться в Резиденцию и прихватить с собой необходимое вам оборудование. Вы должны осмотреть нескольких э-э... поврежденных роботов. - Это объяснение было довольно неуклюжим, но Крэш не успел придумать что-нибудь получше, что можно было бы сказать по общей линии связи.
- Что? - переспросила Фреда. - Простите, что вы сказали?
- Поврежденные роботы, - повторил Крэш. - Вы нужны, чтобы провести быстрое исследование, как специалист. Это очень срочно.
- Хорошо-хорошо, вы не стали бы звонить по пустякам. Мне нужно тогда заскочить в лабораторию, чтобы взять инструменты. С собой у меня ничего нет. Я постараюсь приехать как можно скорее.
- Спасибо, доктор.
Крэш протянул трубку Дональду.
- Ну? - спросил он.
- Сэр, беру свои слова обратно. Вы были очень корректны. Мои датчики не уловили никаких изменений голоса по поводу того, что вы звонили из Резиденции в такое время. Либо она ничего не знает о том, что произошло, либо она - гениальная актриса, чего я за доктором Ливинг никогда не замечал.
- В следующий раз, Дональд, - сказал Крэш, - ты можешь верить мне на слово, если вопрос касается человеческого характера.
- Сэр, при всем моем уважении, мне не встречалось другой области, в которой было бы столько вопросов, не имеющих ответа.
Крэш с удивлением поднял глаза на робота. Неужто Дональд шутит?
"Просперо, - твердила про себя Фреда, пока собиралась. - Это наверняка из-за Просперо!" Почему же еще Крэш до сих пор сидит в Резиденции и вызывает ее? Что-то случилось с Просперо. Фреда собственноручно собирала этого Нового робота и сама программировала его гравитонный мозг. Она вспомнила, какое удовольствие доставила ей работа над заполнением пустых ячеек мозга, скрупулезная и кропотливая - не сравнить с программированием ограниченных, простых и крепких позитронных мозгов.
С тех самых пор, когда на свет появился первый робот, все они были снабжены позитронным мозгом. За последующие тысячелетия миллионы и биллионы роботов были созданы по той же технологии. Ничего не изменялось. Позитронный мозг определял саму природу роботов. Ни одно механическое создание не могло считаться роботом, если не обладало позитронным мозгом, - и наоборот, все рукотворные создания с позитронным мозгом считались роботами. Это было непременным условием. Роботам верили, потому что у них был позитронный мозг, а в позитронный мозг верили, потому что он был составляющей частью роботов. Вера в роботов и позитронный мозг была абсолютной.
И Три Закона были основой этой веры. Позитронный мозг - а потому и роботы с таким мозгом - имели встроенные Три Закона. И даже больше: они были насквозь пропитаны этими законами. Микрозаписи Законов пронизывали всю структуру мозга, они были в каждой ячейке, и любое действие, любая мысль, любое рассуждение были ограничены рамками Законов.
Ни одна составляющая в позитронном мозге, ни одна тестирующая система, ни одна проверка и ремонт не обходились без Трех Законов. Одним словом, позитронный мозг был неразделим с Тремя Законами - в этом все дело.
Фреда Ливинг однажды просчитала, что тридцать процентов оперативной памяти мозга были заняты перекрестными связями с Тремя Законами и более ста миллионов их копий введены в память робота еще до начала программирования. А поскольку около тридцати процентов позитронных программ были заняты теми же Законами, то упомянутые сто миллионов копий были простой перестраховкой. По приблизительным выводам Фреды получалось, что пятьдесят процентов сознательной и подсознательной памяти робота занимали Три Закона и отсылки к ним же.
Бессмысленность такой нагрузки на память позитронного мозга привела к тому, что процессор робота был маломощным и малоэффективным. Фреда говаривала, что это равнозначно тому, как если бы человек тысячу раз в минуту прерывал размышления, чтобы удостовериться, что в доме не начался пожар. Чрезмерные предосторожности не повышали безопасность, зато снижали эффективность в геометрической прогрессии.
Но позитронный мозг был пронизан Тремя Законами. Изыми или замени хотя бы одну из этих ста миллионов копий, и мозг перестанет работать. Отказ от Законов означает отказ от позитронного мозга. Попробуй сотворить позитронную программу без обязательной загрузки Первого, Второго и Третьего Законов - встроенные копии Трех Законов воспротивятся такому программированию, и результат будет тем же.
Ты не сможешь ни на шаг отступить от древних разработок и усовершенствовать этот мозг - разве что отбросишь тысячелетний опыт и начнешь корпеть над глыбой пористого палладия с карманным калькулятором.
А потом Губер Эншоу изобрел гравитонный мозг. Он намного опережал позитронный по скорости операций и разрешающей способности. Более того, Три Закона не были спрессованы в каждой его молекуле, загромождая память. Три Закона можно было ввести в гравитонный мозг так глубоко, как требовалось программисту, но при наличии всего нескольких сотен копий, размещенных в ключевых узлах. В теории, эти копии скорее не выдержали бы нагрузки, чем многомиллионные повторы в позитронном мозгу. Но на практике выявилась настолько ничтожная вероятность этого, что ей можно было пренебречь. Три Закона, впечатанные в гравитонный мозг, действовали так же надежно, как и в позитронном.
Но, поскольку Три Закона не были вложены в каждую частицу и каждую связку гравитонного мозга, остальные роботехнические лаборатории отказались сотрудничать с Губером Эншоу и не приняли его теорию. Создание роботов без позитронного мозга шокировало общество так, будто ему предложили вернуться к каннибализму, и никакие призывы к логике и здравому смыслу не могли подтолкнуть его к подобному подвигу.
Фреда Ливинг, напротив, была безумно рада возможности поработать с новым видом мозга, но отнюдь не для того, чтобы убедиться в его мощности и эффективности. Задолго до знакомства с Эншоу она вела разработки, касающиеся действия Трех Законов, притом влияния этих Законов на отношения между роботами и людьми, а отсюда и между самими людьми.