— Кыш, — несмело пробормотал Сантана, и я увидел, как он тянется к рюкзаку.
Они ушли прежде, чем он начал стрелять. Ушли, оставив чудовищные следы — капли, комки, нитки, трубки, — все живое и быстро высыхающее на вечернем солнце.
— З-закрой мой короб, — сказал я, пытаясь подняться.
— Марк, — сказал Сантана спокойно и деловито. — Прости. Но у тебя в охлаждающей системе есть вода. Нам хватит на двоих — стакан точно наберется.
— Закрой мой короб!!!
— Как хочешь. — Изогнутым крюком он снова подцепил паз на шее, повернул, дернул, и мне стало легче.
— Все, — сказал я Сантане. — Желаю удачно поучаствовать в освобождении мира. Пока.
— Марк! — крикнул он мне вслед. — Ма-арк! Я сдохну, и ты будешь виноват! Ты меня убьешь, понял?
Как жаль, что у меня закончился ром. Самое время — все мои внутренности болят, а во рту мерзкий вкус металла с душком открытой раны, оставленной преть на солнцепеке.
Я не оборачивался, но знал, что он бредет следом за мной.
Так мы и ползли по пустыне, словно два глупых муравья, две черненькие точки на каменном столе нового мира, и когда солнце село, тьма поглотила нас.
На кладбище было полным-полно разрытых могил. Не тех, прежних, а относительно свежих, над которыми вместо крестов и памятников сооружали кучку из камней. Так вот, кучки остались, а под ними зияли чёрные ямы.
Из них несло прохладой и запахом сырой глины. Воду я нашёл. Из стены грубо сложенного склепа торчала ржавая труба и бежала из неё идеально холодная и чистая струйка. Сначала я налил воды в флягу и тут же все выпил. Меня вывернуло через пять минут, и я стал осмотрительнее. Снова набрал воды, но пил маленькими глотками. Потом отмыл руки и лицо от соленой мерзкой корки, привалился к стене склепа и задышал, стараясь успокоиться.
Вместо солнца надо мной теперь болталась лимонно-жёлтая луна, похожая на пирог с глазурью из свежей цедры. Чёрные кресты поднимались в ночи, как чёрные солдаты с арбалетами наперевес. Мне даже показалось, что я различаю лица.
За ними вилась фигурная ограда — это копейщики, восставшие из мертвых, чтобы взять бастион-склеп… А над склепом, раскинув руки, с благостным и приятным лицом вздымается мраморный генерал — с бородой и в хитоне.
Наполнив фляжку третий раз, я бросил рюкзак, и побрел назад, спотыкаясь и сползая вниз по земляным насыпям.
— Э-эй! — Я охрип напрочь.
На каменном плато шаги отдавались гулко, страшно.
— За мной, воинство! — заорал я сорванным голосом. — В атаку! В бой!
Может, именно так опустели могилы на этом кладбище?
— В атаку! Раненых не бросать!
Тут я споткнулся и полетел кувырком.
— Каждого раненого поднимать — воевать некогда будет, — глухо сказал Сантана, выступая из темноты.
— Ну-ну, — устало отозвался я. — Я воду нашёл. Пей медленно.
Он пил, запрокинув голову и распластавшись на остывающем камне, а я сидел, привалившись к нему боком, и смотрел на качающиеся вдали тени.
— Это не значит, что я хочу идти с тобой дальше, — сказал я утром, рассматривая квереоны на древних могилах. Почти все они были разбиты или вырваны с корнем. — Доктор Магический Шар всучил тебе набор отмычек для биокороба, и я чувствую себя сейфом, которого взломщик уговаривает прокатиться с ним на лодке и поесть мороженого. Ничего такого, мистер Сейф, просто мороженое… просто хорошая погода. Неужели вы считаете, что я способен на такое? Да, отмычки при мне, но это же не значит, что я преступник.
Сантана рассмеялся.
— Все так серьезно? — спросил он.
Я вытер грязь с экрана последнего квереона, поднялся:
— Очень. Так же серьезно, как приставленный к твоей глотке скальпель.
Сантана пожал плечами.
— Запустим квереон? — спросил он.
— Один. Вот этот вроде работает ещё… остальные перебиты. У нас ничего пожрать не осталось?
— Пастила.
— Что?
— Пастила. Мука, перемешанная с вареньем и запеченная по рецепту доктора Миллера.
Около часа я провозился с барахлившим квереоном, а Сантана занимался приготовлением пиршества. Он расстелил перед могилой плед, наполнил фляжки водой и разложил на обрывке карты липкие сиреневые комки с отпечатками газетной буквицы — пастилу доктора Миллера.
— Прекрасная погода для пикника, мистер Сантана. При нашем образе жизни следует иногда отказываться от излишеств. Те острые сосиски, которые вы вчера запивали пивом на углу Пятой авеню, придают вашему лицу землистый оттенок, а я совсем погряз в майонезе…