Кэл удивленно посмотрел на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Парень! Ты же видел, как все происходило! Это дерьмо было…
Ее голос сошел на нет.
— Паранормально? — Я посмотрела на свои ногти; они явно нуждались в маникюре. Они все еще росли быстрее обычного, хотя я и исцелилась. — Ладно. Я расскажу вам все, что знаю… если вы позволите мне увидеться с Мосси и остальными. Я хочу, чтобы мы были вместе. Мы, знаете ли, группа.
— Но трое других не заражены, — сказал Кэл.
— Я так и говорила.
— Да, говорила. — Он нахмурился. — Но если мы позволим тебе увидеться с ними, ты можешь каким-то образом причинить вред их здоровью.
— Черт! Я же не собираюсь целоваться с ними.
— Поцелуи не единственный способ заражения.
Мне ужасно хотелось возмущенно закатить глаза, но я сдержалась. Все, что угодно, лишь бы выбраться из этой вонючей комнаты.
— Хорошо, обещаю не делиться с ними мороженым.
— Кэл, — заговорила Ласи, — если бы она хотела заразить их, то уже давным-давно сделала бы это. — Она посмотрела на меня. — Однако Мос все еще опасен.
— С Мосси я справлюсь. Ему просто нужен его чай.
— Он получает кое-что получше чая, — сказала она, — но все еще в плохой форме. Это не слишком приятно.
Я насмешливо фыркнула.
— В сумасшедшем доме меня привязывали к постели. Я вопила и пыталась откусить докторам пальцы. А потом проторчала взаперти в своей комнате целых три месяца, ненавидя себя и поедая сырых мертвых цыплят. Не говори мне, что приятно, а что нет, мисс Ласи.
Они со всей серьезностью посмотрели друг на друга, еще немного поспорили, но я знала, что, в конечном счете, будет по-моему. Они очень хотели знать, что такого скверного в моих песнях.
А как говорит Астор Михаэле, нужно делать все, чтобы талантливые люди были счастливы.
27
«Faithless»[61]
Ночной Дозор разместил меня, Захлера и Алану Рей в одной из своих «гостевых комнат» в небольшой группке хижин в лесистой части компаунда. Мы могли ходить по компаунду, куда пожелаем, кроме больницы, где находился Мос, но сразу за нашей дверью в обоих направлениях тянулась высокая ограда. По всей ее длине лежали кольца колючей проволоки, напоминая, что мы пленники; не потому, что нам не позволяли выйти наружу, а потому, что сейчас там было слишком опасно для нас. Снова «Особые гости».
Делать, в общем-то, было нечего, разве что наблюдать по ТВ за тем, что происходит в мире.
Благодаря самолетам, перегруженным школам и тому, что шесть миллиардов жителей Земли теперь фактически ничто не разделяло, болезнь вырвалась из-под контроля. Она достигла критической массы в Нью-Йорке в эту первую неделю, когда мы находились в Нью-Джерси, и теперь распространялась так быстро, что никто не мог остановить ее, умолчать о ней и даже понять, что происходит.
«Говорящие головы» высказывали всевозможные предположения, настолько же далекие от правды, как небо от земли: винили террористов, птичий грипп, правительство и даже Бога. Все чушь, конечно, хотя, по крайней мере, они перестали притворяться, что это просто проблема санитарии. Но никто из них, казалось, не догадывался, что мир катится к концу.
Иногда они опрашивали людей в маленьких городах, где все шло сверхъестественно нормально, где болезнь себя пока не проявила. События в Нью-Йорке вызывали у этих обитателей глуши ухмылку, типа, так нам и надо, а их это не касается. Однако они недолго веселились. Кредитные карточки, телефоны и Интернет уже начали выходить из строя. Никто больше не производил контактные линзы, кино, медикаменты и очищенный бензин. Даже самые маленькие города страдали, когда рушилась инфраструктура.
Эллен Бромович оказалась права: никаких симфонических оркестров больше не было, как и интервью знаменитостей в журналах, как и альбомов с фотографиями на обложках, как и музыкальных видео. И самый большой хит на местных радио в эти дни был: «Где ближайший к вам лагерь национальной гвардии?»
Никакой возможности стать знаменитым.
Конечно, теперь, в масштабах происходящего, стать рок-звездой казалось не так уж важно. Фактически это казалось очевидной глупостью, невероятным эгоцентризмом и вообще надувательством.
Я видела, как оно приближается. Даже пока я была свидетельницей лишь безумия Мин и слушала странные разговоры Лус, каким-то образом я понимала, что мир близок к гибели. Что же мне оставалось делать? Спрятаться от реальности, попытавшись стать знаменитой. Как будто тогда происходящее в мире меня не коснется, как будто с теми, кто записывает свои песни, ничего плохого не происходит. Как будто я могла таким образом забыть обо всех незнаменитых людях.
Ничего себе шуточка! Печальная и безумная.
Так вот что я представляла собой сейчас, сидя в Нью-Джерси: в полной депрессии, все надежды рухнули плюс психическая травма из-за того, что наше первое выступление обернулось кровавой бойней, мир гибнет, а мечте всей моей жизни суждено стать Тадж-Махалом теней.
Мне не хотелось никогда больше выходить на сцену, не хотелось брать в руки инструмент… и как раз тогда мне пришло в голову фотличное название для группы.
Как насчет «Зануды»?
Каждое утро Ночной Дозор привозил фургоны инфернов — инфицированных паразитом, — которых поймали ночью. Их помещали в больницу, пустую начальную школу, и тут же начинали лечить. Возродившись уже как ангелы, сотни их каждый день проходили обучение на поле для собраний. Мечи сверкали, словно множество ламп, вспыхивающих в унисон.
Здесь создавалась армия.
Кэл говорил, что за всю историю человечества эта инфекция распространяется быстрее всех — и все благодаря самолетам. И что никто, кроме Дозора, пока не осознавал, что худшее еще впереди. Создание, вызванное Мин, этот жуткий червь, был одним из тысяч, поднимающихся из глубин, чтобы напасть на человечество. В точности как говорила Лус — болезнь была просто признаком великой борьбы, которая только начинается.
Читая нам свои нудные лекции, Кэл предлагал научную версию. Это было как цепная реакция: поднимающиеся на поверхность черви беспокоили обитающих в глубине крыс, те выносили наверх паразита и инфицировали котов. Последние заражали своих хозяев, которые становились инфернами и инфицировали других. Болезнь делала людей сильнее и быстрее, злее и бесстрашнее — прекрасные солдаты для борьбы с червями.
На протяжении большей части человеческой истории вампиры были редкостью, но в отдельные периоды людям требуется огромное их количество. Эта эпидемия — подготовка иммунной системы нашего вида, а инферны подобны Т-клеточным антигенам в крови, готовящимся оказать сопротивление захватчику. Конечно, как любит повторять Кэл, иммунная система — опасная штука: волчанка, артрит и даже астма есть порождение наших собственных защитных реакций. Болезнь необходимо контролировать.
Тут-то и появляется Дозор. Он организовывает инфернов и не допускает, чтобы они причинили слишком много вреда. Типа как мама приносит тебе аспирин, холодный компресс и куриный бульон — но с формой ниндзя.
Однажды рано утром, спустя неделю после того, как мы оказались здесь, нам, в конце концов, позволили встретиться с остальными.
Мос лежал на больничной койке и выглядел хуже, чем я ожидала. Руки и ноги связаны, иглы капельниц воткнуты в вены обеих рук, по ним в кровеносную систему поступает желтоватая жидкость. Бледную голую грудь облепили электронные датчики. Из горла торчит пластиковый шунт — чтобы иметь возможность вводить, что требуется, не вскрывая вен. Глаза Моса окружали похожие на синяки тени, кожа плотно обтягивала скулы. В палате было темно и пахло чем-то отдаленно похожим на чеснок и дезинфицирующие средства.
Минерва молча сидела рядом. При виде ее на меня нахлынула волна гнева: она сделала это с ним, инфицировала его своим поцелуем.