Он медленно встал и подошел ко мне сзади. На мои плечи опустились его тяжелые ладони. Даже сквозь футболку я ощутила какие они холодные. Дрожь пробрала до поджилок, когда отец прижался всем телом к моей спине. Его пальцы начали перебирать ткань, вызывая во мне тревогу. А когда он начал поглаживать мою кожу в вырезе на груди, я от отвращения резко дернулась и села ровнее.
— Пап, я закроюсь в комнате, обещаю, — срывающимся голосом проговорила я.
— Лина, иди, посиди со мной минутку. Я сейчас уеду на работу, хочу обнять свою малышку перед уходом, — тише произнес отец, пугая меня все больше.
Последние годы он все чаще говорил, что я повзрослела и стала похожа на маму. Я пропускала мимо ушей эти двусмысленные намеки. Он же мой родной отец, почему он себя так странно ведет?!
Пока я размышляла над неприятными мне словами и касаниями, папа увлек меня за локоть к дивану и усадил к себе на колени.
Его острый пронизывающий до костей взгляд вызывал приступ паники. Потому что вел он им по мне от губ до груди и ниже. Совершенно не подабающе отцу, он положил ладонь на мою грудь и погладил полушарие без лифчика.
— Пап, ты чего? — с истеричными нотками произнесла я, пытаясь встать с его колен.
— Ты так выросла, дочка, — хрипло произнес он, но удерживать меня не стал.
Я спешно отошла к выходу из столовой. Прикрылась руками, как щитом. Хотелось не только выпирающую выросшую грудь спрятать от его алчного взгляда, но и провалиться сквозь землю. Исчезнуть из этого дома, где с каждым днем жизнь становится все невыносимее.
— Лина, не бойся, маленькая, я ведь твой папочка и не обижу тебя. Ты уже взрослая, совершеннолетняя, — он облизнул тонкие губы. Нервно заправил вьющиеся волосы назад и встал с кресла. Когда он отдернул пиджак, могу поспорить, что я разглядела выпирающую ширинку!
Боже помоги! Не хотелось верить, что я возбудила родного отца!
— Лина пора тебе думать о замужестве. Лучшей шахматной партией станет для тебя Сава Успенский. Сеть ресторанов его отца процветает и расширяется. С каждым годом у них открываются лучшие кашерные заведения по стране. Ты, конечно, можешь отказаться от выгодной партии и остаться дальше жить в нашем доме, — глаза отца блеснули сталью, снова визуально порезали на мне одежду. От мороза на коже выступила испарина.
— Нет, пап, Сава прекрасный кандидат. Мы… любим друг друга и обязательно поженимся, — возразила я.
Внутреннее чутье подсказывало, что оставаться дольше под крылом отца опасно для моей чести. С каждым днем его намеки становились толще и вульгарнее, а действия раскрепощеннее и наглее.
— Линочка моя, ты верно расставляешь приоритеты. Вся в маму. Она тоже была красавица и умница. Лучшая актриса моих шоу. Ей не было равных в игре в шахматы. А как она грациозно и сексуально танцевала… — папа потер переносицу. Затем глянул на меня диким голодным взглядом, — Доченька, потанцуешь для папочки? — осипшим голосом спросил он, сдерживая ухмылку предвкушения.
Я сглотнула тернистый ком в горле. Вздохнула поглубже и произнесла, как можно равнодушнее
— Обязательно, папуль. Только ты ведь сейчас опаздываешь на работу. Я не смею тебя задерживать. Давай в другой день.
— Да-да, ты права. Сегодня огромный перечень забот. Необходимо подготовиться к вечерней игре.
— Могу я остаться дома? — напомнила я. Хотя уже сомневалась, что находиться под одной крышей с отцом хорошая идея.
Осознавать, что он имел на меня виды порочного характера было ужасно противно. Но я уже не маленькая глупая девочка, чтоб продолжать игнорировать явные наклонности мужчины.
Папа в строгом брендовом костюме с хронометрами на запястье выглядел солидно и серьезно. Поджарая фигура и лицо практически без морщин раньше мне всегда нравились. Я хвасталась подругам, что мой папочка самый молодой и красивый, следит за здоровым питанием и выдерживает график тренировок. Я всегда гордилась и его видом и его статусностью.
Теперь же я смотрела на него отстраненно и с трепетным ужасом. Его наклонности пугали меня все сильнее. И как далеко он зайдет в следующий раз, когда позволит снова усадить меня к себе на колени и трогать грудь, я не знала. Все может закончиться совсем печально для моей невинности.
Больше я не доверяла, а страшилась его!