Почему он так сказал? Непонятно. Но слово не вернешь назад. Наверняка за этой выходкой последует суровая кара. Солу показалось, что человек улыбается. Скрытый чернотой, он мог бы сойти за мощную деталь корабля.
— Ты рассуждаешь правильно, человечек, — проговорил он. — Тогда найди своего хозяина и выполняй его приказы, только исчезни отсюда.
Сол принял эти факты как веский повод удалиться и ушел. Фрегат еще вздрагивал от рывков, как вьючное животное, резко понукаемое погонщиком. Пройдя мимо полумостика, он увидел, как из технической ниши юрко выскользнула фигура Зорака. Толстяк оглянулся. Оба замерли. Слышались остаточные, редкие залпы орудий с борта «Пиявки», но противник больше не отвечал.
— Похоже, абордажа не было, — заметил Зорак.
— Не было, — подтвердил Сол.
— Значит, мы победили, — решил толстяк.
— Вероятно. Корабль сильно поврежден. Мы заменили часть контура, но система нуждается в серьезном ремонте.
— Хорошо. Иди на вахту, — сказал Зорак. Его руки заметно тряслись.
— Да, хозяин.
— Если тебя спросит кто-нибудь, скажи, что не видел меня здесь.
— Да, хозяин, — сказал Сол и отправился в рубку энергоконтроля.
Он чувствовал усталость, ноющую боль в виске и слабое жжение на лице. Только сейчас он вспомнил, что лицо исполосовано плетью хозяина. Пустяки. Плоть как песок. Со временем сглаживает все следы.
Внутри Сола по-прежнему тлела слепая злоба.
4
Утро облизывало океан зыби шершавым горячим языком ветра. Сол нашел на первой палубе мостик между отсеками, где монолитный корпус раскрывался щелью шириной от силы в пару шагов. Отсюда открывался вид на кусок зыби и Сол на минуту задержался, чтобы рассмотреть унылый пейзаж.
Бескрайнее море вязкого песка. Бесконечные бугры волн, что движутся медленнее слизня, и кажутся неподвижными, когда корабль проплывает мимо. Ровная линия горизонта. Сол отвернулся.
В каюте Зорака не было.
Сол оглядывал интерьер, когда за спиной прозвучал приглушенный голос:
— Тебе следует быть с остальными бионами.
Позади него в коридоре стоял триста пятидесятый — косматый бион с тусклым взглядом и крючковатым носом. Рука его была перебинтована, а на лбу красовался пластырь. Этот был с ним в боевую вахту. Не новичок.
— Идем в кубрик.
Триста пятидесятый заскользил к самой корме, а триста седьмой следом за ним. Наверху сонно переругивались матросы. Триста пятидесятый указал на квадратный люк в полу:
— Туда.
Сол спустился по лесенке и очутился в помещении с очень низким потолком, где стоять можно было, только согнувшись. Все пространство кубрика занимали широкие лежаки, покрытые рядами бионов. Триста пятидесятый потянул за рукав, Сол послушно поплелся за ним. Они прошли мимо нескольких кроватей, где лежали мускулистые, широкие тела бионов первого класса, потом проводник указал Солу на его место. Несколько знакомых трехсотых повернулись к нему с пустыми лицами мертвецов, и тут же отвернулись. Сол лег, втиснувшись между двумя бионами.
В кубрике царила плотная тишина. Никто не разговаривал; у бионов нет в этом потребности. Лишь изредка шуршала одежда, когда бион вставал или ложился.
Сол закрыл глаза.
Скоро его организм приступит к восстановлению. Кровоток замедлится, сердце станет биться реже. Температура тела упадет. Мышцы расслабятся. Дыхание сделается глубже. И возможно тогда боль немного ослабнет.
Происходило что-то еще.
Что-то новое.
Вместо привычной темноты разум наводнили образы. Звуки голосов, смех, пение. Журчание драгоценности — прозрачной безвкусной жидкости, дающей человеку жизнь. Резонирующий хрустальный отзвук гискара. Кто-то мастерски исполнял на нем балладу, и слова знакомой песни складывались в строчки. Море цветов, в основном белый и золотой. Плавные, округлые узоры на одежде, предметах и стенах жилищ. Множество людей, наполнявших громадный зал. Витающие в воздухе ароматы — нежные, пряные, острые. Запах эльфилады — курительной смеси, услаждающей тело и дарующей состояние блаженного покоя разуму.
Цветные пятна становятся четче, обретают объем и тона, оживают, превращаясь в лица, испещренные замысловатым узором. Люди, множество людей. Их внимательные, любопытные взгляды — все прикованы к одной точке. Постепенно из общего гула проступают отдельные реплики.
«Поразительно», — восклицают голоса.
«Вы находите? А, по-моему, просто глупо», — вторят им другие.
«Не глупо, а бессмысленно», — поправляет мужской баритон.
«Почему?»
«Потому что не приносит пользы. Это же очевидно».