Из наступившей темноты снова выплыли непонятные видения… резкие и яркие.
К нему вновь взывала женщина с амулетом и серебристыми волосами, стоявшая на другом берегу кроваво-красной реки. Ее крик перекрывал мольбы людей, корчившихся в предсмертной агонии повсюду, куда простирался взгляд. Лэнгдон снова увидел торчащие ноги, украшенные буквой «R», зарытого вниз головой несчастного, который исступленно ими дрыгал в диком отчаянии.
Ищите и обрящете! – молила женщина Лэнгдона. Время уже на исходе!
Лэнгдон вновь почувствовал непреодолимое желание помочь ей… помочь всем. Охваченный волнением, он крикнул ей через реку: Кто вы?
Женщина опять подняла вуаль, открывая Лэнгдону свое поразительной красоты лицо, которое уже показывала раньше.
Я – жизнь, ответила она.
И вдруг небо над ней потемнело, и на нем появилась жуткая, чудовищных размеров маска с длинным клювом и горящими зелеными глазами, равнодушно взиравшими на Лэнгдона.
А я… стану смертью, прогремел ее голос.
Глава 8
Судорожно вздохнув, Лэнгдон разомкнул веки. Он по-прежнему сидел за столом, сжимая виски и чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Что, черт возьми, со мной происходит?
Перед его глазами продолжали стоять образы женщины с серебристыми волосами и маски с клювом. Я – жизнь. Я – смерть. Он попытался прогнать видение, но оно, казалось, запечатлелось в мозгу навечно. С буклета на него продолжали безмолвно взирать две маски.
Какое-то время ваши воспоминания будут путаными и беспорядочными, предупреждала Сиенна. Прошлое, настоящее и воображаемое – все вперемешку.
У Лэнгдона кружилась голова.
Где-то в квартире звонил телефон. Звонок был старомодный и пронзительный и доносился с кухни.
– Сиенна! – позвал Лэнгдон, поднимаясь.
Ответа не последовало. Она еще не вернулась. После двух звонков включился автоответчик.
– Ciao, sono io, – приветливо поздоровался голос Сиенны. – Lasciatemi un messaggio e vi richiamerò[5].
После звукового сигнала послышался взволнованный голос женщины, говорившей с сильным восточноевропейским акцентом. Ее сбивчивая речь отзывалась эхом в коридоре.
– Сиенна, это Даникова! Ты где?! Тут ужас! Твой друг доктор Маркони мертв! Больница – сумасшедший дом! Кругом полиция! Люди рассказывают, ты сбежать, чтобы спасти пациента?! Зачем?! Он тебе никто! Теперь полиция ищет тебя! Они взять твою анкету! Я знаю, там все неправда – чужой адрес, нет телефона, фальшивая рабочая виза, сегодня тебя не найти, но потом найти все равно! Я звоню предупредить. Мне так жаль, Сиенна! – Трубку повесили.
Лэнгдона снова охватило чувство вины. Из сообщения он понял, что доктор Маркони разрешал Сиенне работать в больнице. Появление в ней Лэнгдона стоило Маркони жизни, и благородный порыв Сиенны, спасшей незнакомца, обернулся для нее серьезными неприятностями.
В этот момент дверь в квартиру громко хлопнула.
Она вернулась.
Через мгновение послышалась запись оставленного сообщения. «Сиенна, это Даникова! Ты где?!»
Лэнгдон поморщился, зная, что Сиенне предстояло услышать. Пока она прослушивала сообщение, он быстро вернул буклет на место и, убедившись, что на столе все выглядит по-прежнему, проскользнул обратно в ванную, чувствуя неловкость за свое бесцеремонное вторжение в прошлое Сиенны.
Через десять секунд в ванную осторожно постучали.
– Я оставлю одежду на дверной ручке, – сказала Сиенна. В ее голосе слышалось волнение.
– Огромное спасибо, – отозвался Лэнгдон.
– Я буду ждать на кухне, – добавила она. – Прежде чем мы позвоним, я хочу показать вам нечто очень важное.
Сиенна устало направилась по коридору в маленькую спальню, достала из комода пару синих джинсов и свитер и отнесла в свою ванную.
Глядя на себя в зеркало, она подняла руку и, ухватившись за конский хвост из светлых волос, стащила с головы парик.
Из зеркала на нее смотрела совершенно лысая тридцатидвухлетняя женщина.
На долю Сиенны выпало немало тяжелых испытаний, и хотя она научилась их преодолевать с помощью своего незаурядного интеллекта, последние события выбили ее из колеи.
Отложив парик в сторону, она умылась. Затем вытерлась и, переодевшись, вновь водрузила парик на голову и убедилась, что он сидит ровно. Обычно она не давала воли жалости к себе, но после сегодняшних потрясений сдерживать слезы оказалось выше ее сил.