Завтра.
Ректор с сомнением посмотрел на бутылку виски, стоявшую перед ним на столе. А затем, впервые за последние четырнадцать лет, плеснул себе в бокал и залпом выпил.
Координатор Лоренс Ноултон вытащил маленькую флешку из компьютера и положил на стол перед собой. Подобных странных записей ему еще не доводилось видеть ни разу в жизни.
И она длилась ровно девять минут… секунда в секунду.
Испытывая непривычное чувство тревоги, он поднялся и принялся мерить шагами свой маленький кабинет, вновь спрашивая себя, не стоит ли показать этот странный ролик Ректору.
Просто делай свою работу, приказал себе Ноултон. Никаких вопросов. Никаких оценок.
Выкинув ролик из головы, он отметил подтверждение задания в ежедневнике. Завтра, как и обещано клиенту, он разошлет видеофайл всем главным новостным порталам.
Глава 18
Бульвар Никколо Макьявелли называют одной из самых красивых улиц Флоренции. Причудливо петляя по живописному, утопающему в зелени району, он давно стал излюбленным местом велосипедистов и поклонников «феррари».
Оставив позади неопрятные жилые кварталы, Сиенна умело вела трайк по извилистой дороге вдоль чистого, напоенного запахом кедра престижного западного берега. Они миновали церквушку, часы на которой как раз били восемь.
У Лэнгдона по-прежнему не выходили из головы загадочные образы Дантова ада… и таинственное лицо прекрасной незнакомки с серебристыми волосами, которую он только что видел на заднем сиденье фургона в компании двух громил.
Кем бы она ни была, подумал Лэнгдон, ее схватили.
– Та женщина в фургоне, – спросила Сиенна, перекрикивая тарахтенье мотора, – вы уверены, что в ваших видениях являлась именно она?
– Абсолютно.
– Тогда вы обязательно должны были встречаться с ней в последние два дня. Вопрос в том, почему она продолжает вам являться… и все время повторяет: «Ищите и обрящете».
Лэнгдон согласно кивнул.
– Я не знаю… я не помню ни о какой встрече, но каждый раз, когда я ее вижу, я чувствую, что должен во что бы то ни стало ей помочь.
Визири… визири…
И почему эти слова все время всплывают, стоит ему о ней подумать? Какая тут может быть связь? Не находя ответа, он злился на свою беспомощность.
Ему казалось, будто из его арсенала изъяли самое главное оружие. Я ничего не помню. Обладая с детства фотографической памятью, Лэнгдон считал ее своим самым главным интеллектуальным достоянием. Для человека, привыкшего помнить мельчайшие подробности всего, что только видит глаз, потеря этого дара была сродни попытке посадить самолет в кромешной тьме и без радара.
– Похоже, что расшифровка «Карты ада» – ваш единственной шанс найти ответы, – сказала Сиенна. – Скрытые в ней тайны… наверное, и есть та причина, по которой за вами охотятся.
Лэнгдон кивнул, думая о слове «catrovacer», написанном на корчащихся телах грешников Дантова ада.
И вдруг его осенило.
Я проснулся во Флоренции…
Ни один город в мире не был так тесно связан с Данте, как Флоренция. Данте Алигьери родился во Флоренции, вырос тут, влюбился, если верить легенде, в Беатриче, а потом был безжалостно изгнан из родного города и долгие годы скитался по Италии, тоскуя по дому.
Покинуть все, что некогда любил, ты должен будешь, скрывши сожаленье и затаив негодованья пыл, писал Данте об изгнании. Узнаешь ты, озлоблен и уныл, как горек хлеб, чужими поднесенный, как путь тяжел по лестницам чужим.
Вспомнив эти слова из Семнадцатой песни «Рая», Лэнгдон посмотрел направо, где за рекой Арно виднелись вдали башни старой Флоренции.
Лэнгдон представил себе Старый город: толпы туристов, толкотня, забитые машинами узкие улочки вокруг знаменитых соборов, музеев, церквей и торговых районов. Если они с Сиенной бросят мопед, то смогут затеряться в толпе.
– Нам нужно в Старый город, – заявил Лэнгдон. – Если и есть ответы, то искать их следует там. Старая Флоренция была для Данте всем миром.
Согласно кивнув, Сиенна крикнула ему через плечо:
– Там будет безопаснее, и есть где укрыться. Я поеду к Римским воротам, там мы пересечем реку.
Река, подумал Лэнгдон, невольно вздрогнув. Знаменитое путешествие Данте в ад тоже началось с того, что он пересек реку.
Сиенна прибавила газу, и мимо замелькали, сливаясь, деревья и дома. Перед глазами Лэнгдона снова возникли образы мертвых и умирающих в преисподней, Злые Щели восьмого круга ада с фигурой врачевателя чумы и непонятным словом «catrovacer». Что может означать загадочная фраза «Истину можно узреть только глазами смерти» и не является ли она цитатой из Данте?