– Понимаете, у меня за последнее время накопилось столько работы, – улыбнулся Гермес Олимпус. – Я не мог отлучиться от малыша ни на минуту.
– Понимаю.
Какой заботливый папаша! Что за прелесть!
– И поэтому раз уж я вас нашел, то хотел бы быстрее разобрать все завалы корреспонденции. Могу я оставить с вами Петера на сутки?
У меня, видимо, округлились глаза, потому что в его взгляде мелькнуло беспокойство. Ну, челюсть-то моя уж точно отвисла.
– Разумеется, я заплачу вперед, – спешно проговорил он и добавил: – За целые сутки.
Двадцать четыре тысячи долларов! Двадцать четыре тысячи зеленых-зеленых долларов! Погодите…
– То есть на двадцать четыре часа? – пропищала я не своим голосом. Ну вдруг в божественных сутках часов другое количество? Например, всего четверть часа?
– Разумеется.
Гермес ушел. Коляска осталась. И бумажный сверток с хрустящими новенькими купюрами – вот он, лежит себе тихонечко и скромно на старом стуле в прихожей.
Лежит тихонечко?! Мосик, как же ты там? Я бросилась в спальню. Мосик сидел на кровати, навострив уши.
– Мосик, – сказала я наставительно, – подслушивать нехорошо.
Ладно хоть, рассказать он никому не может, потому что еще не умеет разговаривать.
– Бу! – сказал Мосик. Да, вот это и было самое длинное слово в его лексиконе. Означало оно разное. Вот сейчас что-то типа «Отстань со своими дурацкими нравоучениями!».
Я подошла, вытащила его из кроватки и понесла в гостиную. Усадила там на диван, потом принесла из холодильника бутылку с томатным соком, на которую вчера, как обычно, приклеила бумажку с надписью «Кровь первого сорта», и вручила облизывающемуся младенцу. Он стал жадно пить, а я вышла в прихожую.
Ну-с, будем знакомиться. Новичок хитро смотрел на меня. Я откинула расшитое покрывало и взяла малыша на руки.
– Я – Алисия, твоя няня… Так, где же инструкция, которую оставил твой папа… – Я извлекла завалившуюся за матрасик свернутую рулоном бумагу.
Пошла в гостиную, устроилась в кресле, посадив малыша себе на колени, и развернула рулон. Там было всего три строчки:
«Кормить только из его бутылочки, когда проголодается – обычно каждые три-четыре часа».
Глиняная бутыль размером с настольную лампу лежала в корзине под коляской. Ну, это же на сутки. И, может, боги много едят?
«Гулять раз в день и только с коляской, не выходить на воздух в темное время суток».
Гулять раз в день! Звучит так, будто он мне его на неделю оставляет. Бедный. Так заканителился с малышом, что не смог написать просто: погулять.
«Не давать журналы и не включать телевизор».
Сутки без телевизора я могу вытерпеть, так уж и быть. И журналы нельзя? Какие, он думает, журналы у меня водятся и какие каналы я смотрю, что запрещает их смотреть ребенку? У меня даже кабельного нет!
– Ы-ы-ы, – раздался обиженный рев Мосика.
Что случилось?!
Бутылка из его ручек исчезла и теперь была в ручках малыша-полубога. Я мигом забрала ее. Вот оно, исполнение желаний! Ничего себе! А если он звезду с неба пожелает или… чтобы его нос превратился в помидор – и как его возвращать в таком виде? Хотя нет, это невозможно. У малышей мало фантазии и еще меньше желаний: им бы только поспать, поесть и поиграть с какой-нибудь бренчащей дребеденью.
Я вернула сок Мосику, он хлюпнул носом и снова впился в соску бутылки. А полубогу сказала:
– Нельзя отбирать у других детей бутылки.
Полубожок улыбнулся. Да он же, наверное, просто проголодался. Бедный ребенок, это у него такой способ просить еду. Говорить он не может, а плакать, наверное, богам не положено. Вот и приходится воровать!
Я посадила Петера в кресло и побежала в прихожую. Но как же я ему дам эту бутыль? Он ее и в руках не удержит! Да и я, наверное, не подниму! Я вцепилась в толстые глиняные ручки, обнаружившиеся по бокам бутыли, поднапрягшись, дернула ее вверх… и улетела в угол к двери вместе с бутылью, которая ничегошеньки не весила!
Я поднялась, крепко обнимая одной рукой невесомый кувшин, а другой потирая ушибленное место. Какое место? Да какая разница. На которое приземлилась.
Узкое горло кувшина венчала глиняная пробка. Я выдернула ее, заглянула внутрь – темно и ничего не видно. Понюхала – аромат приятный, молоко с медом.
Малыш-полубог сидел спокойно, привалившись к мягкой спинке кресла, и Мосика больше не обижал, вместо этого он крутил головой и рассматривал обстановку в комнате. Как-то жадно рассматривал. Не успела я с бутылью подойти к нему, как в его ручках вдруг оказалось что-то маленькое и блестящее, потом блеснула еще одна такая же штучка, и вот в ладошках его уже… целая горка разноцветных лампочек от моей новогодней гирлянды! И они из ладошек начали сыпаться на кресло и на пол.