— Зло… — тихо повторил Рихард и вдруг расстегнул воротник рубашки. Оттянув ткань, он показал Янусу кривой шрам у основания шеи. — Ты говоришь так, будто сейчас война, но это неправда. Мне чуть не отрезали голову на Александрплац, камераден вовремя отбили. Старый свет десятилетиями впускал иноземцев к себе в города, давал еду и неприкосновенность. Они не уважали наши законы, даже не старались, а когда их стало слишком много, просто свергли нас. Основали всемирный Халифат. Я сражался в Последнем крестовом походе. Сначала мы освободили родину, а потом поплыли к их континенту… Когда вернулись, Бравая Вольность наслаждалась экспансией. Здесь ей никто не мог воспротивиться, и лишь на востоке подняла армию Региональная Федерация. Обе эти державы превратили землю между ними в Пепелище, погубили миллионы. Всё это было злом.
— Но тебя режим пощадил, — промолвил Янус. — Раз не стал разменной пешкой, уважай спасителя.
Не ожидая ответа, подпоручик отправился к Honker, в который усадили арестанта. Тюремщик в чёрной форме жандарма в это время беседовал с Собиславом:
— Везти к вам?
— В Казематы, — ответил Беляк. — Обойдёмся без лишнего внимания. И ещё, Войцех: надо встретиться, без свидетелей. Лучше у Мечислава Гробовского.
— Когда он нас примет? — спросил конвоир.
— Ближе к вечеру.
— Навещу, — пообещал Войцех и влез на водительское место внедорожника. Соседнее пассажирское пустовало.
Появившийся рядом Янус торопливо обратился к полковнику:
— Пан Беляк, я хочу провести допрос задержанного.
— Обязательно, когда схватим Гамбита на складах.
— Хочу сделать это до операции. Боюсь, мы что-то упускаем.
Собислав переглянулся с подошедшим поближе Рихардом и, наконец, согласился:
— Работай. Потом доложишь.
Коротко кивнув, Корсак залез на переднее кресло к конвоиру. Чёрные внедорожники синхронно загудели и тронулись в путь: один к тюремным казематам, другой к крематорию.
— Герр Беляк, он до подозрительности активный, — предостерёг приблизившийся к полковнику Нойман. — Вы бы присмотрелись, майн фройнд.
— Данке, — поблагодарил Беляк и похлопал коллегу по плечу. — Пока не мы не выехали за Гамбитом, хочу, чтобы ты кое-что сделал. А пока зови Млотека и поехали. Мы и так засветились.
***
К восемнадцати часам Варсавию начинали охватывать сумерки. Дальние закоулки медленно поглощала тьма, но поблизости всё освещалось бледным холодным оттенком. Двухметровый забор из кирпичной кладки, посеревшей от времени, сливался с пепельным светом, образуя нечто единое, отделяющее реальный мир от того, что находилось за стеной. Брешью в высоком монолитном ограждении была единственная калитка из проржавевших прутьев. За ней начиналась узкая асфальтная тропа, конец которой растворялся в темноте чуть ли не на горизонте. Полковник Беляк, протиснувшись между скрипящими створками, аккуратно шагнул на дорожку и двинулся вперёд. Здесь начинался его путь по земле скорби и забытой печали. Бесконечная тропа пересекала кладбище.
Этот некрополь оставили на произвол истории. В последний раз здесь хоронили участников войны за Пепелище: тех, чьи останки удалось распознать и вывезти из отравленной токсинами и радиацией пустыни. Бесчисленная вереница городов, с обращёнными в пыль зданиями, кратерами бомбардировок, пересохшими ручьями и вечно палящим сквозь пробитый озоновый слой солнцем, до сих пор усеяна костями единых и конфедератов, вольных и временщиков. Больше всего сгинуло мирных, и не только в мясорубке военных действий. В Дефензиве не любили говорить о концлагерях Единой Директории, но именно Бравая Вольность не остановила, а даже поощряла зверства восточных союзников. В ответ — налёты Федерации, бросившей в отместку последние силы воздушного флота. Бомбардировки не всегда отличались точностью, да и лояльные единым поселения УВП не щадило. Банды мародёров и дезертиров со всех сторон фронта выдавливали последние силы из оплёванного населения, а прорывавшиеся окольными тропами отряды Халифата вырезали вообще всех. Бесконечный кошмар грозил падением обоим режимам, и наступило понимание, что войну следовало прекращать. Бравая Вольность и Управление Временного правительства заключили договор о нейтралитете, разграничив Пепелище на три зоны ответственности: западная была отдана на откуп Единой Директории, восточная — Конфедерации народных республик. Обе державы обязывались вывести регулярные армии из пустыни, оставив сателлитов разбираться самостоятельно. С тех пор прошло больше десяти лет, и, если бы все положения договора соблюдались безукоризненно, Собиславу не пришлось бы пробираться по разбитому кладбищу сквозь пелену чернеющих сумерек.