До вечера гуляем по Гааге, а к девяти возвращаемся в Bell-Air Hotel. Уже издалека слышна музыка, голоса, чувствуется, гуляют вовсю. Прицепив к бэджам ленточки, смело заходим внутрь и поднимаемся на второй этаж. Судя по всему, вечеринка началась довольно давно. Огромный холл заполнен танцующими, стоящими, сидящими, лежащими людьми. Такое ощущение, что народ напоследок решил повеселиться по-крупному. Тут же неизменный Арвид с его обычным: "Как дела?", Бриджит и прочая братия из Fans Across the World, знакомцы из службы безопасности, потребляющие еще так, и много-много других, лица которых кажутся совсем знакомыми, так успели привыкнуть. Бриджит и пр. шумно нас приветствуют. Мы замечаем в дальнем конце Бурю с Тачковым и идем туда. Образуем, так сказать, русский уголок. К нам постоянно подходят знакомые, полузнакомые и совсем незнакомые люди. Мы всех угощаем Original Russian Vodka, пару бутылок коей мы притащили с собой. Нас тоже угощают. Гудеж идет что надо. Последние разговоры, последние обмены адресами и пожелания снова встретиться. Время летит. Немного отвлекшись, я замечаю Андрюху, который стоит, вращает глазами и хочет чего-то сказать. Но, судя по всему, не может. И лишь улыбается. Оказывается, он в компании с каким-то голландцем и югославом квасил по принципу: попробовать всего. В результате его состояние начинает внушать нам опасения - да и время уже довольно позднее, а нам ведь с Леней к девяти утра к Гаррисону ехать.
= 29 =
Поэтому, подхватив Андрюху, раскланиваемся и покидаем сие гостеприимное место, последний островок Уолдкона'90.
Добираемся до "Окенбурга" почти без приключений, несмотря на то, что даже Юра-шофер не смог в той атмосфере удержаться и тоже немного поддал. Лишь один раз после поворота мы вместо обычной проезжей части выскакиваем на трамвайные пути и едем по ним целый квартал. Но трамвай нам не попадается. К счастью. К его.
Ложась спать, с ужасом думаю о своей бедной голове: что будет завтрашним утром? С этим и засыпаю.
28.08.90. Вторник.
С трудом продираю глаза. Подтверждаются самые худшие мои опасения. Голова трещит, а времени уже столько, что надо вставать и бежать на встречу. Даже поесть некогда. Последнее удручает особенно. Утешает мысль, что Гаррисон пригласил нас все же не куда-нибудь, а на завтрак. Думаем, не взять ли еще с собой бутылку "Столичной", но потом все же решаем, что в такую рань она будет не в кайф. Ситуация осложняется еще и тем, что я лишь смутно представляю, где находится отель "Курхаус", куда нам надо попасть. А опоздывать совсем неприлично. Бежим.
Наконец, примерно в девять, перед нами начинает вырисовываться силуэт отеля. Еще несколько минут, и мы у подъезда. "Курхаус" - самый фешенебельный отель Гааги, построеный в старинном духе и напоминающий мне Главное здание МГУ, своим великолепием он просто поражает. Но, несмотря на это, на входе нас никто не останавливает. Едва мы поднялись в Breakfast-Hall (зал для завтраков, что ли), как тут же видим Гаррисона, машущего нам рукой из-за одного из столиков. Вместе с ним там сидит еще довольно солидный мужик. Два места свободны, но тарелки и чашки там пусты. Гаррисон первым делом спрашивает, не голодны ли мы. Мы смущенно пожимаем плечами - ну не признаваться же, в самом деле! Гаррисон улыбается и говорит, что тут шведский стол, и нам надо подойти к прилавкам в центре зала, и самим положить в тарелку всего, чего пожелаем, а кофе нам он сам нальет. То есть, понимаю я, завтрак в "Курхаусе", как и в нашей общаге, входит в стоимость проживания, и хитрый Гаррисон из своего кармана ничего на нас не потратит. Во буржуй
= 30 =
дает! Хоть система и та же, но качество не сравнить, это вам не кусочек сыра с маслом. Едой занято несколько столов. Мы обходим все, кладя каждого по чуть-чуть. В результате на тарелке вырастает гора. Мы возвращаемся к столу. Кофе уже налит (самим Гаррисоном. Завидуйте все !) Гаррисон представляет нам соседа. Оказывается это не агент, как мы могли подумать, агент срочно улетел этой ночью по делам, а это шведский писатель Сэм Люндвалл, друг Гаррисона. "Вы впервые на Западе ?" спрашивает Гаррисон и, получив подтверждение, патетически провозглашает, обведя зал рукой: "Смотрите, это - капитализм!" Мы радостно киваем, уминая за обе щеки содержимое тарелок. Заморив первого червячка, можно и заводить разговор. В связи с отсутствием агента и говорить конкретно о делах смысла нет. Гаррисон лишь дает его (агента) подробные координаты. Разговор поэтому идет просто, так сказать, за жизнь. Сначала, естественно, касается темы издания книг в Союзе и вопроса авторских прав. Гаррисон говорит, что многие писатели на Западе очень недовольны Советским Союзом из-за пиратского издания их книг. Они не признают правило 1973 года, договоренность с автором должна быть всегда. Причем многие из писателей, включая Гаррисона, в принципе готовы брать гонорары даже в рублях. Затем разговор переключается на самого Гаррисона. Выясняется много интересных подробностей из его жизни. Оказывается, бабка у него родом из Одессы, а из России уехала задолго до революции. Но Россию любила и учила малолетнего будущего писателя-фантаста русскому языку. На этом месте Гаррисон желает показать, что он не забыл уроков любимой бабушки, и громко произносит: "Нужник". При этом так потешно выговаривает, что мы просто мрем со смеху. За этим прекрасным примером следует еще несколько подобных, и мы окончательно уверяемся, что Гаррисон весельчак еще тот.
Затем темой снова становится Союз. Гаррисон говорит, что с удовольствием бы к нам приехал, и Леня тут же приглашает его в Николаев на Ефремовские чтения в апреле. Гаррисон отвечает, что он бы рад, но в апреле он вместе с Брайаном Олдиссом собирается в Китай, и надо много работать, чтобы покрыть расходы. Леня говорит, что можно было бы как-нибудь по пути... На что Гаррисон опять повторяет про Китай. Леня не успокаивается и предлагает в третий раз. Гаррисон уже начинает удивляться. Тут я не выдерживаю и говорю что-то типа того, что,дескать, в Союзе полно других конвенций, и на Ефремовских чтениях свет клином не сошелся. Гаррисон обрадованно соглашается, а Леня чуть не подпрыгивает на стуле. Боже мой, думаю я, ну нельзя же это так близко к сердцу принимать. Разговор уходит куда-то еще. Так проходит час. Зал вокруг