Вернемся вновь к исходной (с указанием авторов) выборке развернутых, пусть и косвенных большей частью, определений культуры, заимствованных у М.С. Кагана, добавив при этом, что сам ученый трактует культуру как сложную саморазвивающуюся систему, взаимосвязанную с бытием человека и социума (а также с бытием природным). При этом он отмечает, что «культура есть системная, исторически образовавшаяся и исторически изменяющаяся многосторонняя целостность специфических способов деятельности и ее опредмеченных плодов: материальных, духовных и духовно-материальных, художественных» [2, с. 44]. Заметим также, что у определения культуры по Кагану есть еще один аспект: сущностная природа культуры им понимается как некое сложное сочетание/переплетение/единство таких сущностей, как «знание», «ценности», «проект» или проектность, к чему мы еще вернемся.
И, наконец, известный российский философ и культуролог В.С. Степин определяет культуру как систему исторически развивающихся надбиологических программ жизнедеятельности (общения, поведения, преобразовательной деятельности), обеспечивающих воспроизводство и изменение социального бытия во всех его аспектах [3]. Показательно, что, анализируя концепцию В.С. Степина, А.С. Запесоцкий квалифицирует ее как «деятельностно-семиотическую» [4], хотя в работах В.С. Степина такое определение не встречается.
Даже беглое сопоставление выявляет, что чаще всего в анализируемых определениях культура трактуется как нечто такое, что касается всех аспектов бытия человека (сквозной срез бытия, социальная память, социальное наследование, текст экзистенциальной значимости), но при этом не поддается локализации и отграничению. В качестве иллюстрации к подобному пониманию сущности культуры обратимся к определениям ряда авторов, причастных к различным историческим эпохам, философским течениям и гуманитарно-исследовательским традициям:
– организация разнообразных явлений: материальных объектов, телесных актов, идей и чувств, которые состоят из символов или зависят от их употребления (Л. Уайт);
– совокупность интеллектуальных элементов, имеющихся у данного человека или у группы людей и обладающих некоторой стабильностью, связанной с тем, что можно назвать «памятью мира» и общества – памятью, материализованной в библиотеках, памятниках и языках (А. Моль);
– некий единый срез, проходящий через все сферы человеческой деятельности (М. Мамардашвили);
– знаковая система; наследственная память коллектива (Ю. Лотман, Б. Успенский);
– пластичная и многозначная, фиксированная в нормах программа деятельности индивидов, формируемая, хранимая, накапливаемая и передаваемая обществом на основе общественной практики, в частности, и общественного производства. Она уделяется обществом каждому члену общества и гибко детерминирует индивидуальное поведение. Это особая система средств хранения и передачи социального опыта (Л. Клейн);
– программа образа жизни (В. Сагатовский).
Как нетрудно заметить, культура в этом ряду определений (гипотез) вновь и вновь предстает как «что-то сквозное», проходящее через все сферы бытия человека: социальная память, основа и способ коммуникации, всеохватная программа бытия человека.
Такое «сквозное нечто» в бытии человека по представлениям современной науки суть социальная информация, которая существует, прежде всего, в знаково-символических, вербально-текстовых формах и выступает как всеохватная форма выражения, накопления и трансляции социального опыта, всех «граней» социального бытия, как программа социальной активности человека. В этом контексте примечательна давно известная и достаточно распространенная интерпретация культуры в качестве некоего сложного текста, что восходит к идеям Р. Барта [5] и в последующем нашло системное развитие в работах Ю.М. Лотмана (и тартуской школы), в учении о семиосфере культуры [6].
По мысли Барта, текст – это сложный феномен, поскольку:
– это не некое литературное произведение и эстетический продукт, а знаковая деятельность;
– это не просто фабульно-смысловая структура, а структурообразующий процесс;
– это не пассивный объект деятельности автора (человека), а работа и игра;
– это не просто совокупность знаков, наделенная смыслом, а пространство, где прочерчены линии «смысловых сдвигов» [7, с. 413–423].
В подобной многогранной интерпретации «текст» не сводим к речевому акту (лингвистическому феномену), а в качестве текста могут выступать не только продукты естественных языков, но и любые знаковые системы: иконографические, природно-вещные, деятельностные.