Между тем, социальность в той или иной форме характерна едва ли не для всех животных, включая и насекомых, что проявляется в чудесах «семейно-трудовой специализации» пчел и муравьев или в жестко организованной иерархии отношений и управления в прайдах хищников.
Однако только у человека социальность обрела особые измерения. Это культура (прежде всего) и уникальная способность творить информацию в неограниченном количестве и в самых различных формах, а также опираться на это творчество в своем бытии. В этом смысле только у человека культура стала формой бытия, в рамках которой все отношения с миром и все аспекты жизнедеятельности строятся не на инстинктах или бихевиористских реакциях (т. е. природных основаниях), а на базе неких «эфемерий» информационных обменов: смыслов, идей, принципов, ценностей, проектов, программ и моделей, которые способны существовать и быть действенными только в интер-субъективных процессах, актах коммуникации и интеракции, т. е. на основе многообразных знаково-символических (информационных) систем, что находит выражение и закрепление, прежде всего, в естественном языке.
В этом контексте язык, как уже подчеркивалось, является основой, ключевым элементом и ядром культуры, посредством которого и бытует вся система информационных процессов по имени «культура». Иначе говоря, язык, будучи уникальной информационной системой, как нельзя лучше демонстрирует информационную суть культуры (на что мы уже указывали).
В то же время, язык выступает также и как способ мышления и, наконец – как универсальный механизм социальной (социально-культурной) коммуникации. В этом плане обширность номинативно-семиотического арсенала языка и детальность его соотнесенности с реалиями мира (природного, социального, ментального) являют собой меру развитости культуры, а также гарантию эффективности интерсубъективных отношений в социуме. Неудивительно, что лексический арсенал наиболее развитых языков приближается к миллиону единиц [6], а Сепир и Уорф всерьез утверждают, что естественный язык, которым пользуется человек, не только «открывает» мир человеку, но и может навязать «субъективное видение объективно сущего мира», доступное только носителям данного конкретного языка [7] – так язык выступает еще и как особая «культурная оптика» видения мира.
И самое главное здесь (когда язык предстает как информационный процесс) заключается в том, что он универсален – его распространение среди носителей не требует особой кодировки и сложных приемов декодирования информации, поскольку основной способ кодирования информационных потоков в данном случае – это устная и письменная речь, что, как правило, носит общедоступный характер внутри каждой социальной общности и носителей конкретного языка. С этими особенностями естественных языков связан и широкоизвестный факт культурного бытия – наибольшую распространенность и массовость в нашем мире имеют именно вербальные формы культуры (речевые, текстовые формы информационных фреймов).
Между тем, существуют и такие формы культуры (соответственно, информационные процессы и формы), функционирование которых требует особых способов и форм кодирования и декодирования информации. Речь идет, прежде всего, о музыке. Создатель музыкального произведения кодирует его на основе нотных знаков, которыми люди, увы, не владеют так массово, как знаками письма. Естественно, что мы сталкиваемся с определенными проблемами, когда пытаемся декодировать музыкальную информацию – услышать музыку. Ведь для этого необходимы определенная музыкальная грамотность или слух и голос, которые в данном случае выступают в роли декодирующих устройств. Нелишне заметить в этом плане, что глубокие и оригинальные музыкальные произведения характерны именно тем, что с ними могут справиться, т. е. способны их декодировать аутентично и перевести из нотно-информационной формы в мелодические звуки лишь люди с выдающимися музыкальными способностями – с широким голосовым диапазоном и тренированным слухом.