При этом он считает, что это дает власти возможность выстраивать свою модель мира, где все свое, включая суверенную демократию, в результате чего в страну не идут инвестиции, что позволяет элитам удерживать квазисоветскую модель зависимости населения от власти.
И еще она цитата, которая раскрывает тот крен в сторону развлекательности, в котором сегодня функционирует телевидение. Д. Дондурей говорит: «За неделю на нашем ТВ говорится о кухне в сто раз будет больше, чем за год — о Толстом, Достоевском и Чехове вместе взятых! А ведь это — единственные три русских фамилии, которые знает все человечество. Этих писателей проходят в любой школе мира — от Южной Африки до Исландии и Аляски. Эти три фамилии знает весь мир. Наверное, еще Чайковского. Но за последние годы вы не услышите на основных телеканалах страны ни одной передачи о том, что, мол, давайте-ка в 8 часов вечера поговорим о том, прав ли был Достоевский».
Как видим, коммуникация создает ту цивилизацию, которая ей соответствует. Все революционные изменения строились как раз на том, чтобы вывести информационный компонент на функционирование на шаг вперед. Тогда он заставляет перестраиваться политический и экономический компоненты.
Когда сегодня телевидение работает только на развлекательность, когда отсутствуют познавательные передачи и документальные фильмы, то понятно, что о никакой модернизации страны не может идти речь. Она также невозможна без соответствующей поддержки со стороны науки и образования.
И внешние, и внутренние силы пытаются влиять на системы принятия решений. Более конкретно это принимает вид влияния на индивидуальное или массовое сознание. Это может быть влиянием на системы хранения и обработки информации, которые в традиционном виде могут быть библиотеками и системами образования. Можно изучать одно и забыть другое. Можно тиражировать массово нужный текст, а ненужный издавать только для специалистов.
Еще одним применением коммуникаций стали революции и терроризм. Медийная картинка революций несет им новых сторонников и международное участие. Когда же революции выходят на международный уровень, с ними уже трудно бороться жестко. Без соответствующей медийной картинки были бы невозможны ни бархатные, ни цветные революции. Это все коммуникативные революции, ею же была и перестройка, которая использовала властные медийные ресурсы для распространения антивластных месседжей. Если Пятый канал периода оранжевой революции выступал как оппозиционный, то его месседжи вполне естественно могли быть оппозиционными. Но властные каналы периода перестройки с этой точки зрения не могли передавать оппозиционные месседжи, которые в результате и разваливают страну.
В принципе считается, что телевидение как доминирующее средство не может нести радикальные месседжи. Этот полюс скорее принадлежит интернету (см., например,[12]). При этом как книгопечатание ушло от библии, так и в период перестройки передачи, сделанные для того, чтобы удержать молодежь в системе провластной ориентации, стали рупором антивластной риторики (см., например, о создании «Взгляда» или «До и после полуночи» в воспоминаниях Л. Кравченко[13]). То есть КГБ и Гостелерадио создали в результате рупор для трансляции антивластных месседжей.
Все революции «громят» базовую информацию, например, 1917 год провозглашал «мир — хижинам, война — дворцам» или «весь мир насилья мы разрушим, кто были никем, тот станет всем». Это базовая иерархия общества того времени, которая менялась на противоположную. Если в карнавал иерархия меняется временно, то в революции навсегда.
Движущими силами революции часто становится «обиженный» социальный класс. Непризнанная, появившаяся на тот момент буржуазия породила французскую революцию. Оранжевая революция имела в качестве своей базы средний класс. Но поскольку средний класс опять оказался под молотом государства, пришел Майдан-2.
Однотипно в терроре важную роль играет телевидение. Например, Д. Дондурей подчеркивает следующее[14]: «Без телевидения террор в постиндустриальном медийном обществе вообще не имеет смысла». И еще: «Телевизор работает как основной инструмент распространения этого чувства непреодолимой опасности и как сам удар по чувству безопасности. Очень важно, что террор в этом смысле анонимен. Есть только короткие периоды времени, когда мы знаем или узнаем фамилии жертв, террористов, спасателей, тех, кто был посредником на переговорах. Все это уходит. В отличие от войн старого типа здесь практически не существует героев».