Сквозь стиснутые зубы и срывающимся голосом Бэрбанк ответил:
— Я выдал ее за самозванку.
— И приказал Нчаме убить ее?
— Не совсем так.
Монро снова нажала на рану, и он выругался сквозь стиснутые зубы.
— В этом не было необходимости, — пояснил он. — Нчама сказал, что обо всем позаботился.
— Она звонила тебе. Почти через год ее пребывания в Африке она с тобой разговаривала. Ты знал, что она жива, и мог вернуть ее домой.
Бэрбанк пожал плечами:
— Тогда это уже не имело значения. Эмили была беременна, и Нчама никогда бы не отпустил ее с ребенком.
— Другими словами, он бы все равно тебя не послушался, потому что не стал бы убивать мать, вынашивавшую его дитя.
Бэрбанк промолчал, но по его глазам она видела, что попала в точку.
— И он ее держит — живой, но пленницей. Что у тебя есть на него? — спросила она. — Чем ты его шантажируешь?
Бэрбанк промолчал, и Монро еле заметно улыбнулась.
— У меня мало времени, — воркующим голосом проговорила она. — И, если честно, мне все равно, сколько у тебя пальцев останется в конце концов на руках, да и на ногах. А тебе?
Он продолжал молчать, но, когда Монро приставила дуло пистолета к его большому пальцу, не выдержал:
— Видеозапись об огромной незаконной сделке. Я пригрозил показать ее президенту.
Требовать эту запись не имело смысла — у Бэрбанка наверняка имелись копии. Монро снова наклеила ему на рот ленту.
— Подонок!
Потом она встала, подошла к столу, сняла трубку телефона и набрала номер.
Она поздоровалась с Нчамой по-английски и сказала:
— Я — та, за кем ты охотился.
Потом она перешла на фанг, чтобы Бэрбанк ничего не понял.
— Я уничтожила твоих людей и обезглавила их главаря. Я — призрак, и если потребуется, то я тебя выслежу и убью. Самозванка все еще жива?
Получив подтверждение, Монро снова сорвала ленту с губ Бэрбанка.
— Скажи ему, что планы изменились, — приказала она. — И что ты требуешь ее возвращения в Штаты.
Бэрбанку удалось это произнести, почти не заикаясь, после чего Монро снова взяла трубку и продолжила разговор с Нчамой на фанге. Она заявила, что теперь компромат находится у нее, заверила, что контролирует Бэрбанка и не допустит шантажа с его стороны, но при одном условии. Свое предложение она подкрепила угрозой разобраться с Нчамой по-своему, если он откажется от сотрудничества. Она завершила беседу, будучи уверенной в том, что Эмили и ее дети были вне опасности и скоро окажутся в Штатах.
Больше Бэрбанк был ей не нужен. Теперь он мог умереть. А за ним — Кейт Бриден. Это и был ее план. Всадить ему пулю в голову. Оставить фотографии, гильзы с отпечатками ее пальцев, разбросать ее нижнее белье, вернуться в отель и инсценировать самоубийство Кейт. План казался безупречным, особенно если учесть, что он был разработан и осуществлен за столь короткий промежуток времени. И вот она смотрела на человека, принесшего ей так много боли, а теперь полностью сломленного и жалобно скулящего.
Она уже приготовилась выстрелить, но остановилась. Прошла минута. Может, две. Возможно, даже больше, а она все стояла и молча смотрела на мужчину, заливавшегося крокодильими слезами. И все это время в голове крутились образы Питера Виллема и Франсиско Бейярда, сражавшиеся между собой. И она поняла, что Ричард Бэрбанк того не стоит.
— Включи свой компьютер, — наконец проговорила она.
Бэрбанк поднялся, доковылял до стола и включил компьютер. Монро вставила в него диск с записью встречи с Эмили и положила на стол пачку фотографий. Потом она заставила Бэрбанка сесть в кресло и просмотреть всю запись до конца, а сама, устроившись на краю стола, принялась следить за выражением его лица.
Пока Бэрбанк смотрел запись, на его лице не отражалось никаких эмоций, и Монро поняла, что он лихорадочно обдумывал создавшееся положение, оценивал потенциальный вред от этой записи и прикидывал возможные ответные действия. Если он останется жить, то попытается минимизировать потери и сумеет остаться на плаву. Точно так же, как ему удалось войти в жизнь Элизабет и провернуть много сомнительных сделок. Монро терпеливо ждала завершения записи.
Наконец она нарушила затянувшуюся паузу:
— Мне не надо убивать тебя, Ричард. Ты уже мертв.
Бэрбанк с удивлением поднял на нее глаза, явно не понимая.