– Видишь, Мышаня, пуляй, не пуляй – один фиг. Слушай, а может и ты бессмертный?
Я подумал, что проверять себя как Гришу я не дам. А еще, что в таких случаях самое надежное будет отрубить голову. Даже бессмертный без головы хер чо сделает.
– Еще банан хочешь? – спросил я.
– Не, не хочу чо-то. И еще я мысли читаю, Мышань, прикинь!
Красное озеро
Солодовников стоял с пустым мусорным ведром оранжевого цвета у кучи крупной рыбьей чешуи, валявшейся рядом с набитыми до верха контейнерами. У кирпичной стены, прижав колени к груди и уткнув в них лицо, дрожала толстоногая голая баба. Зеленая слизь, комьями лежавшая на плотных покатых плечах, капала с локтей на землю. На стене синей краской было написано «мочи хачей».
– Женщина… у вас всё в порядке? – тихо спросил Солодовников. Баба молчала. Он немного подождал, поставил ведро на землю и присел на корточки рядом с бабой и невольно взглянул на её грязные ноги: колени поцарапаны, на икрах крупные шлепки чешуек, а ногти на ногах розовые, почти прозрачные, как у ребенка.
– Эй, всё в порядке? – снова спросил Солодовников.
– Не лезь!– сипло заговорила баба, не поднимая головы с колен.
– Может скорую вызвать или ментов?
– Не лезь, Солодовников… – повторила баба, – пока кот цветы не сбросил.
Солодовников резко встал и посмотрел на окна второго этажа: третье, четвертое и вот пятое – его – открытое. Большой серый кот сидел на подоконнике и монотонно хлопал лапой по стоящему уже почти на краю горшку.
– Моня ФУ! – крикнул Солодовников. Кот дёрнулся, отскочил вбок и исчез в квартире. Что-то зеленое мелькнуло вдоль стены и с керамическим грохотом рассыпалось под окнами.
– Б-б-лять… – выругался Солодовников.
– Как и все коты…
Голос раздался совсем рядом с его ухом. Солодовников дёрнулся и отпрыгнул в сторону. Толстоногая баба стояла и держала его ведро в руке. Длинные, ниже уровня ягодиц, серые волосы, паклей налипли на её грудь, бёдра и живот.
– Ведро не забудь – сказала она и протянула ведро Солодовникову.
******
Солодовников пропустил бабу в прихожую и вошёл следом, машинально растирая за ней тапком следы слизи на паркете. Кот сидел на старом сундуке, в который отправлялось все, что не влезало на антресоль.
– Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано. Нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится! – Сказал кот и зажмурился.
Солодовников замер и выпустил ведро, которое глухо стукнулось об пол, покачнулось и упало на бок.
– Не говори ерунды, он наполовину татарин, – баба стояла в дверях комнаты и обтирала слизь сиреневым пледом, которым Солодовников накрывался, усаживаясь смотреть телевизор.
– Кто наполовину татарин? – спросил Солодовников.
– Я. – съязвил кот и трусцой побежал в туалет, откуда тут же раздался звук скребущих по лотку лап.
******
– … и когда ты вынес ведро, а Моня сбросил цветок, в твой мир попала часть другой реальности. То есть я.
Солодовников сидел на кухне с голой бабой, одетой в его старый спортивный костюм, и слушал, как она говорит, прихлёбывая со свистом горячий чай из оранжевой кружки.
– А Моня? – он посмотрел на кота, дремавшего на подоконнике.
– А Моня всегда и там и тут. Только есть одна проблема: кроме меня пришло кое-что еще, – баба шумно отхлебнула на чай. – И теперь это твоя проблема.
– Наполовину твоя, а наполовину татарина, – добавил кот с подоконника.
******
Через час Солодовников с котом в переноске и бабой в спортивном костюме вышел на перрон станции «Сосново».
– Как до Красного озера доехать, не подскажешь? – спросил Солодовников у щетинистого мятого мужика, курившего на перроне.
– Эт самое, я-имею-в-виду, на шестьсот сорок пятую маршрутку. Щаз направо, а за круглосуточным – прямо и на остановку, я-имею-в-виду… – мужик кашлянул, порылся в кармане куртки и достал старый нож для резки бумаги с янтарной ручкой. – Триста рублей, я-имею-в-виду.
– Что триста рублей? – не понял Солодовников.
– Нож триста рублей. Квариат, я имею в виду… – забубнил мужик.
– Нет, спасибо, наверное не надо, – ответил Солодовников и перехватил переноску с котом в другую руку, собираясь уйти. Кот зашипел и вцепился лапами в решетку дверцы.
– Купи нож! – сказала баба, наклонившись над солодовниковским ухом.
Солодовников поставил кота на перрон, порылся в заднем кармане, достал мятые деньги и, копаясь в купюрах и не поднимая головы, сказал:
– Есть двести пятьдесят.
Мужик громко почесал щетину на подбородке, швырнул окурок в сторону урны, не попал и ответил: