– … зря что ли рожала?! Не твоё дело, сопля! Я всех вас еще переживу! – Елена орала на дочь, которая молча стояла перед ней, облокотившись на угол стола. – Иди отсюда! Я сама разберусь, что надо, а что не надо! Двенадцать лет, а уже “мама то, да мама сё”.
Елена схватила Нину за плечи, резко развернула, так, что руки плетьми хлестнули по бокам, и вытолкала дочку из кухни, громко хлопнув за ней дверью.
– Вот, блять, тебе и мяу! – сказала Елена трём котам на большом календаре за 95-й год, который закрывал разбитое дверное стекло. Она подняла стопку, отсалютовала календарю и выпила.
Елена села на табуретку, достала из кармана халата пачку “космоса” и чиркнула спичкой. Огонёк потихоньку забирал у спички жизнь, подползая все ближе к обкусанному ногтю. Елена дождалась, когда боль стала нестерпимой, прикурила и бросила спичку на пол. Выдохнув первую затяжку, она стала шумно сосать обожженный палец.
– Сука, еще учить меня будет. Мама то, да мама сё. Мама может вообще всё может, только тебя бы не было – всё бы по-другому было.
Елена отодвинула стопку и вылила в красную в белый горох кружку остатки водки.
– Да и хуй с вами… – Елена выдохнула слова и залпом выпила. Скомкав под халатом дрожь в теле, она поднялась. Кухню пошатнуло.
Геометрия помещения поползла куда-то влево. Елена вцепилась в стол и рукой выровняла пространство. Открыла котов, прохлопала тапками коридор, наклонилась вперед и расслабилась – дальше просто нужно удариться голенями в разложенный диван и завалиться на бок. Елена свернулась калачиком, спрятала подбородок, икнула и погрузилась в вертящийся, мигающий и воющий водоворот, из которого тут же появился расплывающийся носатый мужской профиль ректора академии Ильи Андреича. Профиль выпустил дым из ноздрей и бархатно сказал:
– А вам не кажется, Елена Васильевна, что ваша девочка крупновата для академии? И зачем, скажите на милость, растить такие длинные волосы? Вы что, в колесницу её запрягать собрались? – Илья Андреич улыбнулся сам себе, вздёрнул брови и окинул взглядом остальную комиссию: кто улыбнулся шутке?
Илья Андреич потушил сигарету, еще раз посмотрел на коренастую маму с длинными узловатыми руками и на худую длинноволосую девочку, которая стояла, уставившись на свои пуанты и мелко тряслась, как карликовые терьеры на морозе.
– Нина, девочка моя, скажи маме, что вам лучше попробоваться на актёрском. Только, молю, не надо трагедий. Балет – это тяжелый труд, и, возможно, я принимаю сейчас главное решение в вашей жизни, отказывая вам.
Илья Андреич поправил воротник рубашки. Он всегда поправлял воротник, когда ему казалось, что он сказал важные и правильные слова.
– Это на сегодня последние? – спросил он у секретаря, сидящего слева. – Если да, то я с вашего позволения вернусь в кабинет, у меня еще непочатый край дел.
Илья Андреич отодвинул стул, наклонился за портфелем, придерживая прядь бывших каштановых волос, и вышел, скрипя сверкающими туфлями. Он прошел длинный коридор, поднялся два пролёта по гулкой лестнице, уворачиваясь от сбегающих вниз и взлетающих вверх учениц. Он еще продолжал приветственно кивать, когда закрывал на ключ дверь своего кабинета. Илья Андреич сел на широкий кожаный диван, расстегнул пиджак, стащил через голову малиновую жилетку мелкой вязки, сбросил туфли и уселся, поджав под себя ноги. Потянувшись рукой вперед и едва не упав с дивана, он подцепил пальцем и притянул к себе тумбочку, на которой стояла печатная машинка и открытая бутылка виски. Илья Андреич налил немного в широкий тяжелый бокал, шумно, с треском вкатил в машинку новый лист, обжег язык первым глотком и, немного подержав пальцы над клавишами, быстро напечатал:
“Инга проснулась от холода”.
Надькин отпуск
Надька перечитала заявление, прицелилась ручкой в правый нижний край и размашисто подписала. Ей нравилось ставить подписи: три твердых уверенных чирка и один лёгкий, округлый, едва касаясь бумаги. Надька называла подпись “автограф” и всегда залезала во все соседние ячейки, когда в день зарплаты расписывалась в ведомости.
Она поставила на прилавок табличку “приём товара”, взяла лист за уголок, чтобы не запачкать, и понесла заявление в кабинет к Ирине – начальнице магазина. Вошла без стука:
– Ирин Пална, можно?
– Да, Надюша, что такое? – хозяйка магазина сидела за старой школьной партой в подсобном помещении, которое считалось кабинетом, и копалась в папке с документами.
– Да вот… – Надька подсунула листок ей под нос .
Хозяйка сняла очки, потёрла глаза пухлыми пальцами, в которые намертво вросли два золотых кольца, и уткнулась в бумажку.