— Она готовый литературный персонаж, не правда ли, Инночка? Я вот думаю…
И кивнула сутулому Михаилу, возвращаясь в реальность.
— Миша. Михаил Васильевич. Вы прям как Гоголь, да? Имя-отчество в смысле. Я только сейчас подумала. Мы, наверное, все тут — готовые персонажи.
— Да, — согласился гениальный зоинькин сценарист, — да. Отличная вышла бы семейная сага, Инночка. Только вот снимут по ней бездарный сериал, с плохими актерами. Будем смеяться и плеваться, если вдруг.
— А вы все равно напишите, Миша. Если вдруг схочете. Пусть он будет. А я… извините…
Повернулась и пошла, держа в руках забытый фотоаппарат. За кустами гибискуса, который все еще цвел, роняя на траву сверточки бывших цветков, как они смеялись с Сережей, будто он без перерыва курит и бросает себе под ноги сотни прозрачных окурков, остановилась и сняла с объектива крышку. Раздвигая гибкие ветки, высунулась и, ничего не выцеливая, не выравнивая кадр, щелкнула несколько раз, яркую, полную уже предвечернего света площадь, тонкие столбы фонарей по краям, дракона, лежащего, изогнув гребнистую спину. И разноцветных людей — мужчин, женщин, молодых и не очень. Саныча с ключами на пальце. Смеющуюся Нюху, а по бокам ее — Ваньку и Оума, ревниво перебивая, что-то рассказывают — каждый в ближнее к нему ухо девочки. Маму Зою, с возмущенной улыбкой на тщательном лице, и Виву, которая присела на лавочку, и, посмеиваясь, что-то дочери говорит.
Нажимала и нажимала кнопку. Просто так. Чтобы, когда пройдет время, и наступит еще одно «потом», они с Сережей сели, и вместе, обнявшись, разглядывали лица и улыбки.
В кармане рубашки запиликал мобильник. Инга опустила фотокамеру, удивляясь и смеясь своему удивлению. Свои все тут, кто еще звонит-то?
— Инга Михална? — сказал молодой голос, и она не узнала его, — вы приедете когда?
— Кто это?
— Коля, — ответил голос слегка обиженно и выжидательно смолк.
— Коля… Коленька! Здравствуй! Ты не в рейсе? Ты же говорил, уходишь, в сентябре еще?
В трубке засмеялись.
— Вы помните. Супер. Не, я завтра. Из Симферополя звоню. Теперь уже через полгода только домой. Я думал, успеете. Приехать.
— Коля. Я замуж вышла.
— Когда? — сердито спросил мальчик, и Инга увидела узкие черные глаза и прямые вихры, торчащие в стороны, — за этого, с лягушкой?
— Сегодня. За него.
— Ну… я поздравляю. Вас.
— Спасибо, мой хороший.
Она отошла от кустов и села на лавочку, спрятанную в густых туях. Напротив отчаянно цвели хризантемы, кидали в стороны узкие иглы лепестков.
— Я по делу еще. Ну. Этот, помните, вы письмо писали, насчет сайта. Я ж потом еще адрес нашел его, другой, а вы уже уехали. Так что я написал. Сам. И он ответил. Просил ваш телефон. И сказал, что сайт снова работает. Чтоб вы с ним связались. Чтоб вместе искать. Ну, я ему не стал отвечать, подумал, лучше пусть вы. А теперь вот. Муж ваш.
— Муж, — медленно сказала Инга, — да, Коленька. Спасибо тебе. Конечно, мы ему напишем. Очень хорошо, что снова будет. Там ведь и другие есть. Это хорошее дело.
— Ладно. Прощайте, Инга Михална, — торжественно сказал Коля.
И она засмеялась.
— Ну чего ты. До свидания. Увидимся. В Керчи.
— Да? Хорошо. До свидания, — послушно согласился тот.
— Коля? Ты в августе, когда я уехала, купался ночью? Море светилось.
В трубке помолчали. Над иглами лепестков медленно порхали бабочки, крупные, как бумажные птички. Протрещала сорока, срываясь и улетая в пятнистую тень.
— Купался.
— Один?
— С Олькой. Ну, то так…
— Коленька, все хорошо. И я тебя люблю.
— Да?
— И Олю твою тоже.
— А… ну… — и вдруг он засмеялся, — она пищала, боялась. А потом пришел Букет и сел на берегу. Стал гавкать на нас. В общем, было смешно.
Когда Инга попрощалась, из-за темной зелени вышел Горчик, сел рядом, обнимая ее за плечи. Вытянул худые ноги.
— Моя жена уже тут кого-то любит. По телефону. А еще купалась голая, и мне ее спасать. Ты, Инга Михайлова, сплошная головная боль.
— Привыкай, Сережа Бибиси. Теперь всегда так будет.
Она тоже вытянула ноги, положила одну поверх старой сережиной кроссовки.
— Уже по тебе скучаю, — пожаловалась, — люблю их всех, но, как же сегодня?
Серега ухмыльнулся и, повозившись, вытащил из кармана связку ключей.
— Пока они там перекрестно общаются, мы обязаны проверить, чего за номера нам выписал Кирсаныч.
— Фу, Горчичник, все так чинно, так семейно. А у тебя одно на уме!