Он встал, настороженно глядя на приближающийся мотоцикл. Тот потарахтел уже совсем рядом, на бровке травы за камнями. Умолк. Тихий говор приблизился. И в свет костра ступил высокий худой парень в черных штанах и и длинной футболке, черной же бандане на маленькой голове. Так же настороженно уставился на Горчика, перевел взгляд на сидящую Ингу.
— Вечер добрый, — выжидательно сказал Горчик.
Парень обернулся и сказал в темноту сердито:
— Вот видишь? И чего теперь? Ехай, ехай. Здрасти. Вы извините. Мы тут. Мы ненадолго. К ним.
Инга нахмурилась, соображая. А из-за спины парня вышла девочка, в шортах и широкой футболке с черепом. Лет с виду тринадцати, не старше. Повторила за ним:
— Мы ненадолго. Можно? Извините. Мне надо. К ним.
— К кому? — Инга тоже поднялась, оглядываясь.
А девочка пошла к стеле, огибая озерцо, и пропала в темноте за тростниками. Парень помялся, и с удивлением глядя на удивленные лица, объяснил:
— Мы к Морскому воину. И к Волне. Наська пристала, то сестра моя, Наська. Я завтра уже уезжаю, меня Вадик зовут, ну я пообещал, еще неделю назад, и забыл. Ну, так. Закрутился. А она сегодня ажно в истерике, ты обещал. Ну вот. Привез. Она только попросит, да мы обратно. Мы с Ковыльного, туда в степ километров тридцать.
— А… — сказал Горчик, а Инга сильно дернула его руку, чтоб помолчал. Сказала сама:
— К Морскому воину… А что она там делает? Сейчас?
— Что всегда, — снова удивился черный Вадик, — просит.
— Что просит? — ее пальцы все крепче сжимали Сережину руку.
— Почем я знаю, — Вадик, кажется, слегка рассердился, но вежливо сдержал себя, — вслух же нельзя. Вы не знаете, что ли? Я думал, вы сюда тоже. Просить.
— Ох, — сказала Инга и засмеялась, снова села, таща Сережу, чтоб сел рядом, — Вадик, вам чаю, может? У нас еще паштет, шпротный. Угощайтесь. Мы не знаем, извините. Вы расскажете?
Вадик важно кивнул и, подкатив камень, сел, став похожим на черного, освещенного красным кузнечика. Положил руки на тощие колени.
— Ну, тут просто ж все. Когда Морской влюбился в Волну, стал за ней везде, ходить, значит, а она над ним посмеялась сперва. И ушла. А он все равно, нашел ее, и так долго искал, что когда нашел, она уже согласилась. Потому что — упорный, как черт. Пришел, а она его ждет. Понимаете? Он поэтому без меча, потому что надеялся, не надо ее там воровать, увозить. Шел, чтоб сама. Ну, так. А теперь, если ночью его попросить, то сбудется. Только нельзя говорить, никому, чего просишь. Девки наши все сюда бегают. Ну и сдалека люди едут. Нась?
Повернулся, держа в руке сунутый Ингой бутерброд. Девочка стояла за его спиной, блестела глазами, поправляя короткие темные волосы.
— Ну, ты чего там, все? Поехали, что ли?
Наська вышла, кивнула и села, бесцеремонно сдвигая брата с камня, а заодно забирая у него угощение.
— Здрасти. Доброй ночи. Вадик, ты пошел бы мотик проверил.
— Чего его проверять? — обиделся Вадик, топчась над сестрой.
— Стоит криво, — ответила та и приняла от Инги кружку, — спасибо, ага. Упадет же вдруг. Сумка посыплется. Ну?
— А, — парень подумал и канул в темноту.
Девочка, кусая хлеб, вполголоса пояснила:
— Пусть он тоже. А то стремается же.
Инга и Сережа молча следили, как она кушает, шумно хлебая из кружки теплый чай. Вадика в темноте не было слышно, только пели ночные сверчки, мерно плескало близкое море, да шелестели тростники, будто в них кто-то просыпался и поворачивался, снова стихая.
Когда чай был выпит, Наська вежливо передала Инге пустую кружку. Встала, складывая в рот остаточек бутерброда. Из темноты, кашлянув, снова явился на свет Вадик, но подходить и садиться не стал.
— Нормально? — ясным голосом спросила его сестра.
— Ну. Да. Поехали?
— Доброй вам ночи, — певуче сказала девочка и исчезла. Из темноты рыкнул мотоцикл, затарахтел, перекрывая слова. И покатился, забирая свой шум, увозя его в спящую степь, прыгая пятнышком света по ухабам и кочкам.
— Горчик, — сказала Инга, когда шум мотора сравнялся с песнями сверчков, — ты, черт с карманами. Ты знаешь, как я тебя люблю? О-о-о… ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Пойдем скорее в палатку.
— Да, — ответил Серега, — ну, да… я как-то…
— Ты. Именно что ты, Сережа мой Бибиси. Это твои Иван и Лика теперь исполняют желания Насек и Вадиков. Как она его, иди, говорит, к мотоциклу.
Инга засмеялась, вставая и оглядывая ночь, что лежала и стояла вокруг, стелилась и поднималась, охватывала и распахивалась. Светила звездами в прорехах спящих в небе облаков. Плескала сонной водой и пахла, так сильно и так мучительно сладко пахла полынью, дождем, и солью.