— Мо-ом, — обрадовался Олега, — ну ты молодец, ваще! Штатив не взяла? Зря. Я тебе тут работку подгоню. Фаерщики знакомые приехали.
— Ташку не видел?
— Та видел, спрятался. Мам, я встречу, а счас убегаю, да?
В Щелкине Инга была, дважды. Один раз поехали с Костиком Дефицитом. Она сильно простыла в автобусе, а после еще сильнее сгорела на раннем июньском солнце. Так и промаялась неделю, красная как свекла, с кашлем и соплями. За это Костик на нее сильно обиделся и еще месяц язвительно поминал неудавшуюся поездку. Жили они в рабочем квартале под названием Берлин, где сняли квартирку в бараке. И каждый день Инга как на казнь тащилась следом за Костиком к пляжу, чтоб расстелиться на песке и возлечь в неподвижности, время от времени вставая, чтоб окунуться. Других видов приморского отдыха Костик не признавал. Ко дню отъезда ей полегчало, и из окна автобуса она грустно рассматривала просторные степи вокруг грандиозного блока несостоявшейся атомной станции, что торчал ржавым кубом, и сам мыс Казантип, огромный и древний, павший в Азов корявыми каменными мысами и маленькими бухтами.
На лицо легла тень. Инга стащила рюкзак, устроила в ногах, освобождая место, и снова закрыла глаза.
Перед самым Щелкино сосед наклонился к ней, сказал бархатным голосом:
— Такая красивая и одна едете? Или муж встречает?
— Сын, — честно ответила Инга.
— В лагере, наверное? Мамочка приехала навестить, привезла домашнего покушать?
Мужчина был дочерна загорел и бел одеждами — от ослепительной рубашечки поло до парусиновых тапочек с белоснежными носками. Только очки — зеркальные, пускают зайчиков по полупустому салону.
Инга что-то пробормотала невнятное, закусывая губу. И рассмеялась потом, когда автобус притормозил на повороте, и в салон влетел Олега, оглядывая сиденья и вопя раскатистым баритоном:
— Мо-ом? Выходим, нам тут ближе!
Зацепил большой лапой рюкзак, кивнул шоферу, оскалясь. И затопал по ступеням, на ходу рассказывая что-то. Инга оглянулась и кокетливо помахала белоснежному спутнику.
Как обычно шли по тропе, оступаясь, и обходя друг друга, чтоб удобнее говорить. Олега рассказывал про музыку и планы, очень оживленно. Пока Инга не остановилась, трогая горячий локоть.
— Что случилось-то?
Замерев, ждала, чего-то о Каменеве, что успело за одну ночь и половину дня случиться. Олега послушно замолчал и перестал смеяться. Пошел медленно, повесив лохматую башку и вздыхая.
— Ну? — поторопила Инга, шагая рядом по колючей сухой траве. А сердце колотилось глухо и неровно.
— Да ерунда, — неохотно признался сын, — приехала тут одна. Не, не Ленка. Я не рассказывал. А нечего там рассказывать. Короче, мы давно познакомились. В Москве. А после она пропала. Я думал, ну и хрен с ней, извини. А вчера приехал. Она тут.
Он перекинул рюкзак с одного плеча на другой, посмотрел искоса на Ингу и криво улыбнулся. Та счастливо улыбнулась в ответ.
— О, как прекрасно. Ты влюбился, да? Ты серьезно влюбился, по-настоящему? А зовут как? Ты не волнуйся, я лезть не буду. Хочешь, вообще не скажу, что я тут, не появлюсь даже. Вы только это. Про презервативы…
— Стоп, не тарахти! — он выставил широкую ладонь, — я ж не сказал, что мы вместе. Она сама по себе. Я сам. Да черт, она и не знает, что я приехал.
— Так скажи! — удивилась Инга. И ступив на сверкающие плитки солончака, прикипела глазом к фотоаппарату, — ага. Ты иди, я догоню.
— Угу. Щас. Снимай уже. Не хочу я ей говорить.
Инга оторвала камеру от лица. Махнула рукой, отгоняя мелких бабочек, которых приносило ветром, швыряя в глаза.
— Она что. Не одна, что ли? С парнем?
— С гуреющими она. Ходит там с ними, мантры читает. Тьфу. Глаза б не видели. Они там сегодня, мам, в балахонах каких-то. Чисто кино, про дурдом на выезде.
Инга опустила камеру. Снимать расхотелось. Пошла рядом, глядя на сверкающее вперед за травами и сбоку толпящимися соснами море. Час от часу не легче. Теперь ей не только следить, чтоб Каменев и Олега случайно не встретились, а еще оттаскивать сына от неизвестной фанатки Петра Скалы, в которую он, похоже, втрескался изрядно. Судя по горестному лицу. Хотя театрально погоревать Олега мастер. Может, пройдет, робко понадеялась она, выходя на песок и садясь, чтоб скинуть кроссовки. Олега тоже стряс шлепки и зацепил их пальцем.
— Видишь, байда старая на берегу? И забор проволочный? Это и есть Димкиного деда королевство. Мы в доме поселились, три комнаты, летняя кухня там. Сортир в конце огорода. Пастораль. Поселяне и поселянки. Шучу, деушек нету, уговор такой — живем суровым мужским коллективом и все радости только на стороне. Ну, чтоб не приводить ночью и другим чтоб не мешать.