Она ничего не загадывала увидеть во сне, радуясь этому простому знанию. Наверное, и должно было пройти двадцать лет, не меньше, чтоб понять — она все еще любит его, черта с карманами. И новая уверенность переполнила ее покоем. Теперь можно жить еще и еще. Снова попробовать его отыскать, как она делает раз в пару-тройку лет, правда, не слишком стараясь, потому что есть еще и судьба, вдруг он и правда, давно женат и дети. А тут хлоп — Михайлова, здрасти вам. Но любить-то она его может! И фиг вам всем.
И может быть, потому что ничего не заказывала, он ей и приснился, без всяких тревог, и было так здорово, что он не мальчишка, и ей не семнадцать, а значит, сон не просто ее воспоминание.
…Стал старше, да. Смотрел на нее серыми глазами под тонкими ресницами, а нос — такой же, и так же на нем насыпаны неяркие мелкие веснушки.
Беря ее плечи, сказал в ухо:
— Слышь, Михайлова. Я кому говорю, девушка!
— Мне, — послушно ответила она, прижимаясь и сходя с ума от счастья, — ты где так долго, ты, Горчик, паршивец и паразит, я жду-жду…
— Фу ты. Видишь, я тут, с тобой. Я люблю тебя, ты моя цаца, и ляля ты моя.
3
Сайт для Инги сделал Олег. Сначала отдал ей свой первый цифровичок, когда заработал на второй, более продвинутый. И после, уже уехав, хватался за голову, открывая ее письма с прикрепленными фотографиями. Писал в ответ, мам, ты где все это находишь? И она смеялась, где-где, там, где хожу, там и нахожу. И однажды, пару лет назад, приехав домой из столицы, куда умчался сразу после школы, посидел за компьютером, пересматривая горы Ингиных сокровищ, собранные из трав, солнца, небесной облачной механики, смешных собак и величавых уличных котов, предложил:
— А чего, давай, показывай уже народу. Сайтик я тебе сделаю, простой совсем, а тебе сложный и не нужен. И вешай свои картинки.
— Олега, весь интернет полон картинок. Ты почитай, что народ пишет, ах, дали мартышкам в руки очки, теперь все подряд все подряд фоткают.
Инга засмеялась, подойдя и через плечо сына с удовольствием глядя на цветы белого дурмана, усыпанные мелкими каплями ночного дождя.
— А ты наплюй, Михайлова, — вдруг душевно сказал Олега. И она вздрогнула. Ее Олега, с такой же темноволосой башкой, Вива все требовала, чтоб кто из них поменял стрижку, а то ходите тут, одинаковые такие… Сказал словами Горчика.
Это все и решило. А что, подумала она. Мой сайт, хотите, смотрите, не хотите — интернет большой.
И оказалось, это нужное. К ее удивлению, не только ей самой, хотя, отбирая снимки из своих ежедневных путешествий, она в первую очередь думала о себе и Сереже. Думала, вдруг он где-то, и видит. И дурак, пусть казнится, тут ходили бы с ним вместе. После с раскаянием думала, кто знает, как сложилась у него жизнь. Вдруг он не может сюда? И рвет себе сердце. Тогда пусть гуляет глазами, решала дальше. И, никому не рассказывая, уходила в степь или ехала к морю, чувствуя, как он идет рядом, чуть позади, смотрит на те же куртинки полыни, задирает голову к летнему выгоревшему небу. Или садится рядом на обрыве, полном сладкого тающего запаха чабреца, а солнце целует тихую воду, и проваливается в нее, расцвечивая небо.
Кто знает, это ли делало ее картинки нужными в бесконечном океане цветных фотографий, но через полгода на простеньком сайте уже были свои посетители. И загоняя в поиск свое имя и название «Иннга, медитативные прогулки», она с удивлением и удовольствием находила свои фото на других сайтах и форумах.
Иногда ей писали. Правильно, писали ей, спасибо вам, Иннга, за то, что носом тыкаете — вот же оно, совсем рядом. Иногда писали другое, вот, мол, как у вас там хорошо. И она улыбалась, понимая, пройдет ее местами кто-то другой, возможно, увидит совершенно другое. Она снимала не мир, а свое сердце в этом мире. И что получалось, то и получалось.
Ей нравилось. Казалось, мир говорит с теми, кто смотрит, через ее, ингины глаза и сердце. Приходила с прогулки, клала на стол отягощенный спрятанным в нем миром фотоаппарат, маленький, серебристый, очень уже послушный, такой, родной совсем. И вытаскивала из него сотню своих взглядов по сторонам.
Вытягивая под стол гудящие ноги, пересматривала все, без жалости удаляя негодящие и оставляя лишь те, что торкали сердце, сходу. Ей не нравился фотошоп, и, как-то сразу ухватив новую суть новой технологии, главное отличие цифры от пленки — для обычного пользователя, она снимала много, и много выкидывала, стараясь, как пианист, что нарабатывает технику и беглость скучными гаммами, приучить руку и глаз: поймать верное сразу, чтоб после чуть вывести тени, и все — снимок готов. Он говорит, видела Инга, и кивала, размещая его в альбоме: это я говорю.