— Может, помочь? — спросил, но она отрицательно помотала головой, качнулась над шеей густая грива волос. И он снова замолчал, кивнув. Подумал спокойно, хорошо бы она вечность жарилась, эта картошка. И было б все правильно. Всегда.
Поставив горячую сковородку на деревянную плашку, Инга накидала в большую тарелку жареной картошки, положила сбоку веточки петрушки и кусок хлеба, прихватила вилку и унесла Виве. Горчик расслабился и тихо выдохнул, радуясь, что не придется вести вежливых бесед.
А потом они быстро и жадно ели, запуская вилки в сковороду, заедали серым хлебом и Инга подсовывала ему то горчицу, то блюдце с петрушкой и укропом, нащипанным с грядки у крылечка. Он мычал набитым ртом и, смеясь, отрицательно качал головой.
— Фу, — сказала, наконец, откидываясь и держа обеими руками кружку с компотом, — ну, ты меня хоть остановил бы, наелась, как удав.
— Занят был, — коротко ответил Горчик.
И оба внезапно расхохотались, держа компот на вытянутых руках, чтоб не плескать.
Когда снова вышли на освещенную фонарями дорогу, Инга снова пожаловалась:
— Теперь не беги, я обожрамшись.
— Сам такой. Вкусно. Ты молодец. И Вива твоя классная тетка.
— Она лучшая. Куда ведешь-то?
— Увидишь, — загадочно сказал Горчик.
10
Дом Горчика, белый, в два окна, с пристроенной сбоку стеклянной верандой, стоял на крайней улице, вернее, в переулке из трех домов, что выходил на склон, заросший кривыми низкими соснами. У забора, увитого диким виноградом, Горчик помялся.
— Ты подожди тут. В кустах. Не маячь на виду, а то мать вдруг. Вернется.
Инга кивнула, послушно отступая в густой гибискус. Через переплетение веток смотрела на худую фигура мальчика. Пройдя за железными прутьями, обошел толстый ствол платана. Чуть слышно загремел ключ. И загорелся свет в одном из окон.
Ей захотелось писать и она, быстро оглядываясь, полезла глубже в кусты, досадуя, что не подумала об этом дома, а вдруг он уже вернется и что — окликать, со спущенными шортами?
Но успела и, застегивая пуговицу, снова встала меж двух толстых кустов, усыпанных крупными белыми цветками.
— Ты тут? — мальчик, возникнув внезапно, вдруг втолкнул ее дальше, закрывая собой, — тихо!
По дорожке, смеясь, прошла женщина в коротком платье, шлепнула себя по ноге, сгоняя комара и опираясь другой рукой на подставленный мужской локоть.
— Никого. Не бойтесь, Витя, — проговорила, прижимаясь и смеясь, — я одна, да. Вот, с вами.
Заскрипела калитка, Витя хохотнул, проходя следом. Горчик, дождавшись, когда окно снова загорится, уже другое, сказал:
— Пошли, что ли?
Они молча прошли мимо горящего окна, откуда доносился женский смех, и так же молча полезли в гору, по узкой тропинке между корявых ветвей. Горчик светил фонариком, и свет прыгал по белым в луче камням.
Инга открыла рот, спросить — это твоя мама да? А с кем… И благоразумно промолчала, понимая, не у всех дома так, как у нее с Вивой.
Комары прилетали, радостно зудя, и обиженно исчезали в темноте, не садясь на Ингины щедро намазанные лосьоном ноги. Самые умные возвращались к Горчику и он шлепал себя по шее и щекам ладонью.
— Чего не сказал, — упрекнула Инга, — я б тебе дала намазаться.
— Переживу.
Они шли по старому лесу, который танцевал вокруг, кривя стволы и раскидывая в темноте ветки, с метелками игл на концах. Пятно света прыгало, выхватывая то одно дерево, то другое. И наконец, впереди забелел забор с темными старыми воротцами. К ним вела заросшая колея дороги, спускаясь откуда-то с верхнего склона.
— О! — удивилась Инга, — это же трансформаторная, да? С той стороны вышки. С изоляторами.
— Угу. А тут старый корпус, пустой. Щас.
Гремя висячим замком, открыл узкую дверцу в воротах. Выключил фонарик и, взяв девочку за руку, повел через темноту вдоль каменного забора. В дальнем его углу, за стволами деревьев, белела встроенная в забор коробка сторожки.
— Не свались, тут ступеньки.
Она послушно поднимала ноги, натыкаясь на узкую спину в тонкой рубашке. И зажмурилась, когда щелкнул выключатель, заливая все вокруг ярким светом. Открыла глаза.
В узкой и длинной комнате с занавешенным окном стояла плотная духота. У окна — старый стол, окруженный стульями. На полу облезлый ковер и на нем сбоку рядок пухлых кожаных подушек, Инга видела такие — продавались в сувенирных рядах. У длинной стены стоял большой диван, почти антикварный, с горбатой спинкой и круглыми подлокотниками, накрытый парчовой шторой. Она подошла ближе, разглядывая — даже петельки сохранились с одной стороны.