Ингмар Бергман по мере сил старался объясняться на своем школьном немецком, основанном на многолетней зубрежке грамматики, а не на речевых упражнениях. Вскоре по приезде в Хайну он писал домой родителям:
Дорогие родители, наконец-то я здесь после многих перипетий и тягот. Раньше я и не предполагал, что переезды могут быть до такой степени неприятными. Но теперь они позади. У меня столько новых впечатлений, что я фактически не знаю, с чего начать. Это письмо, наверно, получится не менее сумбурным, чем предыдущее. Редко мне доводилось встречать таких добрых и благожелательных людей, как здесь. Если я скажу, что все ваши ужасные пророчества не сбылись, вы поймете? Der Pfarrer [пастор, то есть Зигфрид Хайд. – Авт.] – симпатичный молчаливый старикан. Проповедует он хорошо, просто и понятно даже для язычника вроде меня. Мамаша Хайд прямо-таки не знает, чем бы угодить. У меня отдельная комната, хотя места у них не так уж много. Отличная кровать, секретер, солнечное окно на юг. Еда райская. Живу как принц. Комнату явно обставили специально для меня. На одной стене – портрет Вагнера, на другой – картина, изображающая эпизод сказания о Тангейзере. Парнишка [Ханнес. – Авт.] веселый, прямодушный, соединяющий в себе добрые качества родителей. Хлопот с ним определенно не будет. Сестра у него такая же. Сами видите, живу я как у Христа за пазухой. Места здесь до невозможности идилличные. Немножко напоминают Даларну. Дома и церковь – старинные, красивые. Погода стоит жаркая. Сплю под периной, с открытым окном. Единственная неприятность – Ханнес встает в 5 утра вместе со всей семьей. А вообще все хорошо, главное – привыкнуть. Сегодня я был в церкви. Все alles zum alles[6] продолжалось час и было весьма непритязательно, так что дольше и не надо. Прихожан собралось человек десять, сидели на разных скамьях. Тем не менее впечатление осталось приятное. Не знаю почему. Недавно со всем семейством ходил на воскресную прогулку в лес. А вчера, когда я приехал, на письменном столе стоял пышный букет полевых цветов. Жаль, у меня толком не получается выказать им всем мою благодарность. Но мне тут наверняка понравится!!! Будьте уверены.
В “Волшебном фонаре” он, правда, пишет, что днем скучал. В семь хозяйские дети уходили в школу, и он оставался один со стариками. Читал, бродил по окрестностям и тосковал по дому. Охотнее всего сидел в кабинете Зигфрида Хайда или сопровождал пастора, когда тот посещал паству на дому. “Он ездил на старомодной колымаге с высоким откидным верхом, дороги пылили в неподвижном зное, повсюду расхаживали злющие жирные гуси”.
Но конечно же имелись возможности для увлекательных открытий. Он начал совершать вылазки в соседнюю деревню Зоннеборн, как-то раз и заночевал там, за что по возвращении в Хайну получил от пастора нагоняй. Семейство Хайд обещало родителям заботиться о нем и было вне себя от тревоги, когда он без предупреждения исчез.
Эмилия Хайд позднее вспомнит Ингмара Бергмана как совсем необременительного гостя, но добавит, что он казался незаурядным. Ей понравилась дерзкая отлучка Бергмана в Зоннеборн, где предметом его интереса, возможно, была одна из тамошних девчонок. А может, он всего лишь хотел навестить пасторскую семью, где хозяйка дома была уроженкой Норвегии.
Сама Эмилия Хайд была привлекательная молодая девушка, и, вполне возможно, она чуточку влюбилась в интересного пасторского сынка из Стокгольма. Много лет она будет поддерживать эпистолярный контакт с семьей Бергман. Но когда “Волшебный фонарь” вышел в немецком переводе, Эмилия испытала разочарование, прочитав, как он изобразил ее семью. Конечно, ее братья были активистами гитлерюгенда, но и сам Бергман выказывал огромный энтузиазм. Она вспоминала, как он однажды сказал, что Швеции действительно не помешало бы иметь такого человека, как Гитлер. И подозревала, что именно из-за полученного нагоняя Бергман мог приписать Зигфриду Хайду куда большие симпатии к нацистам, чем тот питал на самом деле.
Ингмар Бергман впервые оказался за границей, и ему хотелось оглядеться вокруг, увидеть как можно больше. Он знал, что одна из его знакомых, Эльса Сундблад, жила в какой-то семье в Констанце на берегу Боденского озера. Но чтобы получить у пастора Хайда разрешение съездить туда, ему пришлось соврать, что он хочет проведать знакомого парня. Кроме того, пастор поставил условие – получить благословение родителей.
В письме домой Бергман подробно и с энтузиазмом расписал, как пройдет эта поездка: 24 июня в 7 утра он вместе с господином Хайдом отправится поездом из Айзенаха в Эрфурт, а оттуда они поедут в Мюнхен, куда прибудут в 16.00. Пастор обещал показать юноше город. В Мюнхене они заночуют, а наутро, в 8.51, господин Хайд посадит своего подопечного на поезд до Констанца, куда тот доберется в 15.20. Хозяева Эльсы прислали ему на дорогу 50 немецких марок, так что “все улажено”. Недостает лишь формальной поддержки матери, Карин. Он попросил ее написать как можно скорее и закончил так: