– Да. Дагон, Зевс, Кецалькоатль, Индра, другие – лишь ипостаси Баала.
– А Царица небесная?
– Инанна? Персонифицированная энергия божества.
– Значит ли это, что Эл и Баал – одно? Сам на себя восстал и сам себе передал божественную энергию, сменив модус творца на модус управленца?
Ян открыл было рот, но ничего не сказал.
Пророк Магдагон Великий вдохнул новую жизнь в древнюю религию Карфагенского царства. Он преобразил ее своим гением и, как принято говорить, восхищением Инанны. Он выстроил прекраснейшее здание высокой религии, глубокой философии, утонченной поэзии и совершенной мистики. Но при всей красоте обновленного здания, надо сказать, что основание все-же оставалось древним. И одной из древнейших плит этого основания была аксиома: Бог и Господь, Эл и Баал – субстанционально не одно и то же.
– Ян, – продолжал я, забыв о кальяне, – но если так, то "Великая битва богов" – не более чем смена модусов бытия… тогда зачем вот это все?
Ян посмотрел на разукрашенный финикийскими узорами длинный чубук в руке.
– Что все?
– Все эти тысячи теологических трактатов, написанных в попытке объяснить очевидное, однако, нагоняющих еще больше туману? Может… – я попытался увидеть глаза галли, – может, ну их все? Бог – абсолют. Абсолют – един. Единый – благ. И нет никого, кроме него… А?
Ян улыбнулся, собрал рассыпанные по столу листы, последний раз затянулся и начал долгий нудный монолог дипломированного магистра теологии, нагоняющий не только скуку, но и непроницаемую завесу тумана, все плотнее скрывающего очевидную, казалось бы, истину.
Мерседес остановился на храмовой парковке. Ян, буркнув что-то про документы, исчез, передав нас в руки хмурого миста.
Храм построили лет десять назад, я еще помню какие-то старые общаги на этом месте. Однако, выглядел так, как если бы его славная история насчитывала не менее полутора тысяч лет. Массивные стены покрыты резными монстрами, квадратные колонны, глубокий портал, сотни богов, стоящих по периметру низкой двускатной крыши. Внутри мистический сумрак. Двенадцать трехметровых статуй вдоль стен: ипостаси Баала, перед ними кадильные жертвенники. Идол Баала, метров не менее восьми, упирался рогами в потолок, восседая на массивном каменном троне. В левой руке Царь богов держал молнию, в правой – фигурку Инанны в человеческий рост. Царица неба и ночи замерла в обольстительном танце для своего сына и любовника. Перед Баалом стоял алтарь всесожжения и два кадильных жертвенника.
– Здравствуйте, – откуда-то из-за идолов появился жрец, – мое имя Гамилькар Гискомид. Я буду совершать жертвоприношение.
– Здравствуйте, – отозвалась Инна.
– Вы – Солнцеслав, а вы – Инна. Я не ошибся?
– Все правильно, – согласилась жена.
– Прекрасно, тогда начнем. Если вы не против.
Повернувшись к Баалу, жрец раскинул руки и закричал:
– Господь мой! Царь мой! Услышь меня!
Из боковых дверей стали появляться бородатые и пузатые мисты, они выносили реликвии и сосуды, необходимые для совершения инициации моего второго рождения.
Ударили барабаны, послышалось пение. Если можно его так назвать. В храмах блудной богини Инанны пение и музыка ласкали слух, располагая к мистерии священного соития. Здесь звучала совсем иная музыка: гром барабанов и завывание медных пятиметровых труб, ведь Баал – Громовержец.
Мне вручили чашку с ладаном. Жрец, взяв под локоть, подвел меня сначала к одному кадильному жертвеннику, потом к другому, подсказывая слова ритуала.
– Царь мой и Господь мой. Прими жертву курения, – с этими словами я щедро бросал на угли горсти дурманящего ладана. Дым заполнил капище.
На жреца надели красную рясу и черный плащ, на голову водрузили зубастую корону с бычьими рогами, потом поднесли массивный кубок из черного металла.
– Баал! Молох! Услышь меня! – снова закричал жрец, протянув к идолу кубок. – Это вино с горькими травами – вино твоей радости. Пьян тобою всякий мист!
Жрец сделал несколько глотков, потом повернулся и протянул кубок мне.
– Пей! Это залог радости, обретаемой в Господе.
И я пил. Вино казалось нестерпимо горьким. Сразу закружилось голова, а через минуту стало как-то радостно и бездумно.
– Пей и ты, жена! Это вино тишины, обретаемой в Баале.
Пила и Инна.
– Пей, единое от двоих, соединяющее троих в единое!
Жрец прислонил кубок к губам малышки. Она попыталась уклониться, пускала пузыри и плевалась. Темно-красное, почти черное вино обильно текло на белые кружева ритуального платья. Малышка хотела заплакать, скривила губки и надула щечки, но, моргнув несколько раз, словно в удивлении, затихла.