У него появилась привычка засыпать рядом, не прикасаясь ко мне.
У меня появилась привычка считать это привычным…
По возвращении из Гамбурга я сразу же сообщила Патрику о его отставке.
Чтобы дать ему собрать вещи, я отправилась с визитом к моим старым дамам.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись домой, я увидела, как он лежит на кровати и смотрит телевизор! Никакими сборами тут и не пахло. А затем он встал, крепко-крепко обнял меня и прошептал, что любит…
У меня закружилась голова!
Но это было только начало!
Мы неделю провели в постели, не обращая внимания на телефон, забыв о еде, о деловых встречах, не замечая смены дня и ночи. Так он наверстывал упущенное время!
Нас с Патриком связала неутолимая, изнуряющая, мучительная, возвышенная страсть, и длилось это два года.
Разница в возрасте у нас была в десять лет: искушенная тридцатичетырехлетняя женщина и двадцатичетырехлетний юноша, только открывающий для себя жизнь. Примерно в этом возрасте был Вадим, когда женился на мне, а мне тогда было только восемнадцать!
Я должна была исполнять капризы, прихоти, удовлетворять потребности юного любовника, властолюбивого, жадного до новых впечатлений, стремившегося к неизведанному.
В то время как пресса без конца обсуждала мое новое увлечение юным студентом, Гюнтер встретил Мирью, восхитительную шведку, на пятнадцать лет моложе его!
Но если мужчина таким поступком вызывает всеобщее одобрение, то на женщину начинают смотреть как на старую мымру, которая наняла себе жиголо.
Патрик обожал зимние виды спорта, он был страстный горнолыжник, неустрашимый спортсмен. На авеню Поль-Думер ему было тесно. Он там задыхался, он ненавидел эту душную квартиру, ему хотелось увидеть простор, открывшийся горизонт, хотелось сменить обстановку.
Я должна была готовиться к отъезду. Ради него.
В этот период моей жизни на меня со всех сторон сыпались приглашения побывать там или тут, дать безвозмездно приобщиться к моей славе.
Авориаз, в то время еще мало кому известный курорт, тоже прислал приглашение. Мне предлагали шале в полное мое распоряжение, с прислугой и всем прочим. Обычно я просто выбрасывала такие послания, выбросила бы и это, но Патрик не дремал, и ему удалось убедить меня, что будет просто чудесно провести Рождество в Авориазе. Я попыталась уклониться от этого путешествия, но все было напрасно. Их высочество надувался и угрожал уехать к друзьям в Альп д’Юэ… и тогда!..
И вот мы в Авориазе, в отвратительном шале, похожем то ли на пещеру троглодита, то ли на убогую квартирку в унылом поселке, сляпанном по заказу бездарных, лишенных вкуса людей!
Рождественский праздник всегда был для меня волшебным таинством, и потому я притащила с собой набор подарков, все необходимое для устройства рождественских яслей, привезла гирлянды и шары, чтобы украсить елку!
Я постаралась создать праздничную обстановку в этой халупе, у которой от шале было только одно название.
Это был провал, провал во всех отношениях.
Днем Патрик, увлеченный своими лыжами, не находил для меня и минуты. Вечером ему тоже не сиделось дома, он отправлялся в единственный местный ночной клуб, где встречался с прелестными молодыми женщинами, которые весь день были с ним на подъемнике, на канатной дороге, на головокружительных спусках.
Мне казалось, что я сильно смахиваю на идиотку! На бессильную идиотку!
Чувствуя себя все хуже и хуже в этом поселке, не имевшем истории, не обладавшем подлинностью, я решила вернуться в Париж.
XXV
Год 1969 — год эротики, как правильно сказал Серж Гейнзбур!
Я постоянно ссорилась с Патриком!
Наша ущербная совместная жизнь держалась только на моем физическом влечении к нему. Ольга предлагала мне роли в фильмах, но я отказывалась. Я ничего не хотела делать, только заниматься любовью с Патриком, а он занимался этим со мной, когда ему было удобно, и оставлял меня в растерянности, в отчаянии, в разладе с самой собой, вне себя от ревности — от этого можно было умереть!
Однажды я получила приглашение на охоту, которую устраивал в своем эльзасском поместье Жан де Бомон. Я уже тогда была яростным противником охоты, недостойного торжества силы человека над слабостью животного, и выбросила приглашение в корзину для бумаг. Патрик, неизвестно зачем рывшийся в корзине, обнаружил его там, сделал мне выговор за то, что я его скрыла, и решил отправиться туда!
Я взбунтовалась!
Приглашение было на имя мадам Гюнтер Сакс, а ему там было делать нечего, мне он был только любовником, и его никто не приглашал. Он улыбнулся и обозвал меня дурой.