— А что мы, ждать будем? — фыркнул Рон. — Этот новый Малфой еще хуже предыдущего. А Люциуса видели последнее время, может это он сам как-то омолодился?
— Они не похожи, — возразила Гермиона.
— Похожи, — хором сказали мальчики.
— У него другое лицо, наверное, он похож на свою мать.
— У Люциуса и любовница наверняка блондинка, — хмыкнул Рон. — Чтобы не спалиться на волосах. Приходит Люциус домой, Нарцисса ему: почему волосы на мантии белые? А он — это мои. Или твои. Она: а почему женскими духами пахнет, почему кружевной пояс от чулок в кармане? А он опять: а это все мое.
— Не смешно, — отрезала Гермиона. — Почему все на Гриффиндоре ржут, что Люциус похож на женщину? Вообще не похож.
— Похож, — снова вместе сказали Гарри и Рон и рассмеялись.
Люциус и Нарцисса Малфой передвигались в тишине; при виде их смолкали разговоры, люди отводили взгляды, но украдкой смотрели. Есть ли следы слез на глазах Нарциссы? Чувствует ли Люциус вину? Разрушилось ли их даже по меркам волшебного мира сказочное счастье? Плачут ли богатые?
— Все ради Драко, — шепнул Люциус Нарциссе, когда они заходили в банк: возрождение и размолвки — это одно, а традиция дарить гоблинские украшения на каждую годовщину первого свидания — это другое, никуда не деться. День свадьбы они не отмечали, но дата, когда Нарцисса получила первый поцелуй, а Люциус — первую пощечину, оставалась святой. Люциус застегнул на шее жены цепочку и глянул через зеркало ей в глаза.
— Мы Мэлфой, — сказал он на Старшей речи. — Нам все равно, что за нашей спиной говорят dh’oine. Ты имеешь право сидеть в присутствии короля aen Woed и называть его по имени. Тебе ли печалиться оттого, что о тебе сплетничают по ошибке знающие пару заклинаний отбросы?
— Они меня жалеют, — через силу проговорила Нарцисса, и Люциус замер на полуслове, не зная, что и сказать. — Но все ради Драко, — добавила леди, повернувшись к мужу. — Леголас не позволит и волосу упасть с его головы.
В Хогвартс-экспрессе в вагоне Слизерина было напряженно и тихо. В Хогвартс ехал взрослый узаконенный бастард Люциуса Малфоя, которого на вокзале вместе с родным сыном провожали лорд и леди Малфой. Новоявленный наследник отличался тигриной грацией отца, подражанием его облику, невероятно красивым лицом и нежеланием прикасаться к окружающим его предметам. Прощаясь с Нарциссой, Леголас поднял ее руку и почти коснулся губами ее пальцев — Нарцисса едва удержала улыбку: за последние дни в мэноре Леголас углубился в человеческий этикет и смотрелся так забавно, соблюдая все правила, что в конце концов она сама принялась его обучать, но сидх продолжал путать приличные жесты разных стран и эпох. Впрочем, иногда это отдавало особым шармом.
Но не когда он, прежде чем сесть в поезд, поцеловал Люциуса в щеку. Лорд опешил настолько, что выронил трость, и Нарцисса едва успела подхватить ее магией, прежде чем вместе с аксессуаром не раскололся и авторитет ледяного Малфоя. Драко издал неописуемый звук, отвернулся к поезду и увидел, что все, все смотрят на Леголаса и его отца. Ну что ж, их ждут новые сплетни о том, что Люциус любит бастарда гораздо сильнее законного сына. Им не понять, что тут имел место быть отеческий поцелуй со стороны Леголаса, которым он напутствует маленького Люция не попадать в неприятности с другими малышами вроде Волдеморта, пока его нет рядом.
Панси поймала Драко, когда тот вышел в коридор на минуту, обняла и шепнула, что все понимает, что ее отец знает, Темный лорд угрожал Люциусу, но не надо злиться, ведь это на благо рода. А если он станет младшей ветвью — то это даже лучше, меньше забот и ответственности, можно не жить в старом мэноре, жениться на ком хочешь и чувствовать себя свободным. Драко от такого немного удивился, но поблагодарил, а Панси добавила, что теперь он может выявлять идиотов очень просто: кто будет потешаться над потерей статуса, тот и есть кристальный чистый идиот. И спросила, не обижает ли его новоявленный старший брат.
— Пойдем, я вас познакомлю, — решился Драко и завел Панси в купе.
Панси Паркинсон никогда раньше не видела близко Люциуса Малфоя, тот беседовал с ее отцом, но всегда находился или в отдалении, или стоял так, чтобы его лица не было видно. Непосредственный контакт с Малфоем был столь же редким, как непосредственный контакт с министром: все знали, что, побыв в течение пяти лет представителем магической Британии на магической конференции при ООН, лорд Малфой загордился настолько, что счел приемлемым для себя игнорировать собрания друзей и потенциально выгодных знакомых ради увеселительных прогулок по лесу в одиночестве или в компании супруги, которая ради такого случая пошила себе мужской костюм. Богатым и влиятельным людям прощаются многие чудачества: род Малфой, никогда не замеченный в любви к гербологии, произвел главу, который только и знал, что в свободное время пропадать в чащах. Паркинсоны, считавшиеся роду Малфой друзьями, видели сиятельного лорда от силы раз шесть в год. И теперь, глядя на новоявленного наследника, Панси не могла решить, похож он на Люциуса или нет. Тот сидел неподвижно, потом вскинул голову, выпрямился и поменял позу.
Те же тягучие и одновременно быстрые движения, что и у Люциуса. Что и говорить, настоящий наследник и, как бы Панси ни любила Драко, более… подходящий на роль главы рода Малфоев.
— Меня зовут Леголас, — представился тот, голос у него был звонкий, сильный, но акцент неприятно резанул слух.
— Панси, — представилась слизеринка. Он не назвал фамилию, она ответит взаимностью. Леголас. Имя выбивается из традиций, но созвучно с именем Люциус; Драко гораздо больше Блэк, чем Малфой. Панси удивилась тому, как Драко смотрит на новоявленного брата, отнявшего у него все: такой искренней привязанности она не наблюдала даже между близнецами. Она подумала, что ее капризный однокурсник с извечным «я папе пожалуюсь» гораздо более силен духом, чем ей всегда казалось.
Леголас никому, кроме нее, не понравился: прочие слизеринцы отнеслись к нему настороженно, не поняв истинного отношения Драко, которого на факультете любили. Но новый Малфой — он упорно говорил Мэлфой, оправдывая каким-то историческим искажением произношения и углубляясь в легенды — этого словно не замечал: он упорно штудировал Историю Хогвартса для малышей.
— Почему ты читаешь детскую книгу? — спросила Панси, подсаживаясь к Леголасу. Драко тем временем раскладывал карты и ожесточенно спорил с Ноттом.
— Я не учился в школах, отец давал мне все знания, — негромко ответил Леголас, сразу же закрыв книгу и повернувшись к ней, незаметно увеличив расстояние между ними, чтобы не касаться рукой ее локтя. — Экзамены для зачисления на пятый курс я сдал экстерном специально собранной комиссии магов соответствующего уровня. Но считаю необходимым изучить сведения о месте, в которое направляюсь для обучения.
Как странно он говорит, подумала Панси. Акцент, непривычная манера — как будто читает.
— Я думаю на другом языке, — сказал Леголас, когда Панси осторожно спросила его об этом, но на каком именно, не сказал.
В Большом зале церемонию с Шляпой Леголас не проходил: основываясь на оценках и личностных характеристиках, комиссия рекомендовала его к зачислению на факультет Слизерин, поэтому, появившись в Хогвартсе, он сразу же занял место рядом с Драко и тотчас поймал на себе внимательный взгляд декана. Леголас знал о Северусе: Люциус рассказывал, еще учась в Хогвартсе, что у них на младшем курсе учится мальчик, который по непонятным причинам одним своим существованием провоцирует гриффиндорцев на издевательства. Люциус его даже на проклятия проверил, но ничего не нашел. Леголас не понимал, как можно травить существо одного вида с тобой, потому не сочувствовал.
Драко научил его сочувствию. Сколько раз на протяжение веков Леголас сталкивался с тем, что кто-то из рода Мэлфой чувствует боль, обиду, страдает, но никогда не понимал и потому давал холодные и разумные советы, но когда однажды четырехлетний Драко, не послушавшись, пошел за ним в Аргонском лесу и, неправильно выстрелив из лука, сорвал тетивой кожу с пальцев, Леголас взял его на руки и ощутил… нет, не его боль, но его обиду на произошедшее. Понял, что Драко хотел доказать ему, что уже достаточно вырос, чтобы следовать за ним, но у него не получилось, и теперь по щекам у него катятся слезы не потому, что больно и кровь, а потому что Леголас помог, но не пожалел. Леголас сдал ребенка Нарциссе и вихрем понесся к отцу, думая, что случайно применил осанвэ, чтение разума, к мальчику насильно, подавил его своей властью и силой, но Трандуил объяснил, что это лишь сочувствие. Возможность чувствовать чужую боль как свою, взятая на себя добровольно.