– Что он ещё говорил? – бросил Даниил стоящему рядом «брату йахаса».
Проводник присел на колено и сунул руку за пазуху:
– Письмо.
– Давай, – Даниил протянул руку, не глядя – внимание его оставалось сосредоточенным на том, что происходило внизу.
Проводник закашлялся, давясь руками громкие звуки. Сплюнул сквозь зубы кровавое месиво и, морщась, всё-таки достал из внутреннего кармана куртки бумагу.
– Не вам, – покачал головой проводник. – Ей.
Алиса вскинула глаза и тут же задумчиво опустила.
– Возьми, – Даниил посмотрел на подругу.
Конверта не оказалось – бумага была свёрнута треугольником чистой стороной наружу. Алисе пришлось умерить боевую дрожь в скривлённых яростным ожиданием пальцах, убрать когти, чтобы не разорвать, а открыть сложный пакет.
«Сестра, если ты это читаешь, значит, я либо уже убит, либо близок к этому…»
– Что это? – напрягся Даниил, – Что они…?
Алиса живо оторвалась от письма и склонилась над иллюминатором.
Пара храмовников клинками изрисовывали тело йаха символами и словами, звучание которых потерялось в веках. Марк, сдавив зубами губу, выгибался, но молчал. Серебро жалило и опаляло, но не убивало.
– Я не знаю, – ошалело застыла Алиса. – Я такое видела однажды, но…
– Ну?
– Так сатанисты проводят обряды. Сам Марк… и другие…
– Тебя не так усыпляли?
Алиса замотала головой.
Проводник, сидящий рядом, неохотно разлепил спёкшиеся губы:
– Это отчитка. Изгонят бесов.
И зажмурившись, тронул точку меж бровей. Опустил голову.
Внизу вокруг Марка уже стояло семь воинов-храмовников. Со стороны головы – Алиса узнала знакомую фигуры сразу – встал отец Борислав. Шрамы на лице оставались ещё набухшими, а из-под рукавов пиджака виднелась бахрома разлохматившихся бинтов.
– Какие, к чёрту, бесы! – проворчал сквозь зубы Даниил.
– Церковный догмат не допускает нежити – только слуг Сатаны, – глухо прошептал проводник. – А будут просто убивать дух йахаса. Спустят кровь и нарубят на части. Части сожгут.
– Тля… – процедил сквозь зубы Даниил и исподлобья глянул на Алису.
Та сидела, сжавшись в комок, и смотрела вниз широко распахнутыми глазами.
– Мы что, так и должны сидеть и смотреть? – в сердцах схватился за горло бет – голос опять ломался, срываясь в рык и шипение.
Алиса покачала головой:
– Посчитай, сколько жизней он сгубил. Скольких сейчас убили из-за его идей…
– Боже мой, Аля! – рыкнул он. – Ты всё ещё веришь церковникам? Этой банде, жаждущей власти? Этим козлам, что превращают мир в руины? Да они ради поклонения только способны…
Она закрыла глаза и отодвинулась от иллюминатора, стискивая в руках письмо:
– У каждого – своя правда. И не мы мерим, что истина…
Даниил зло сощурился:
– Но мы решаем за себя – на чьей мы стороне!
Алиса всхлипнула, сжимаясь, и стиснула поджатые колени:
– Я не знаю, Даня! Я не знаю!
Бет осёкся, замер болезненно, мучительно беря себя в руки.
– Аля?..
Один из проводников успокаивающе поднял руки:
– Он знал, на что идёт. – И почтительно склонился перед девушкой, настойчиво повторяя: – Прочтите письмо, йахаса. Прочтите!
Она утёрла глаза о колени и расправила смятый в ладонях листок.
– Сестра, если ты это читаешь, значит, я либо уже убит, либо близок к этому…
Сквозь иллюминатор глухо, издалека зазвучали распевные молитвы, выводимые десятком хриплых глоток, более приученных командовать и орать, чем петь. Но йаху хватало и этого, чтобы заметаться и взвыть на кресте.
Алиса беззащитно подняла плечи и стала читать быстрее:
– Долгие годы я был один – неучтённый йах. И сперва моё героическое прошлое не давало им убить меня, а позже – подросший сын. Они рисковали, поскольку знали, что один я безопасен. Но не знали – насколько я безопасен, считая меня настоящим йахом! Но это было не так… Я – лишь тень настоящего. Многое мне передалось с кровью, но не всё. Мне далеко до вас, до истинных, рождённых болью и отчаянием.
Вой перешёл в крик. Алиса дёрнулась, боясь глядеть вниз, посмотрела в тёмные глаза Даниила, не отрывающегося от иллюминатора. И увидела. Марку рассекали вены. По обнажённым рукам, в оголённом паху, в подмышках, по горлу – везде полоснули умелые ножи. И кровь потекла под заунывные песнопения – ленивая, тяжёлая, густая. Неторопливо покидающая вены и артерии, не деля их на те и другие.