Она испуганно разглядывала распятье перед собой. Губы её шевелились, но слов не было слышно. Отец Борислав, горбясь, как никогда раньше, поднялся со стула и отвел взгляд:
– Назови заказчиков и я своими руками помогу тебе упокоиться… Если нет – из тебя это вытянут. И ад земной тебе станет страшнее потерянного посмертия.
Он ушёл, так же бесшумно открыв дверь, а Алиса, не мигая, глядя на распятье, осталась висеть на стене, прижатая к серому холодному камню серебрёными оковами.
Потянувшись, она вытерла о плечо мокрую щёку. Потом другую. И снова. И снова.
…
Воспоминание о Разговоре
Алиса сидела, прижавшись спиной к холодным камням стены монастыря, и, стиснув руками колени, сжималась в комок, стремясь стать незаметнее и тише. Тут, в самом тёмном углу коридора, тянулась ветвистая щель, едва приметная и неизвестная большинству живущих в храме, но обнаруженная девушками случайно. Трещина меж камней, ведущая прямо в комнату настоятельницы и скрытая там ветхим шкафчиком. Прижавшись к холодной стене ухом, можно было услышать то, что происходило в святая святых монастыря…
– Надеюсь, вы понимаете, что подготовленных девушек у нас единицы. Из двенадцати едва ли пройдут инициацию шесть-семь, а уж что говорить про испытание! – это голос настоятельницы Ольги – глубокий, бархатный, но испорченный, словно изъеденный, нотками властности. – При такой производительности нам вскоре придётся набирать сырье не из сирот.
Пауза. Алиса сунула кулак меж зубов, боясь случайным звуком выдать себя.
– Понимаю, – это голос сестры Пелагеи, – такой же спокойный, как всегда, только очень утомлённый долгим разговором. – Или делать сирот из подходящих девушек.
– Ну-ну, сестра! Не стоит надумывать. Такими делами мы не занимаемся.
– Пока.
– Закроем эту тему, сестра. Повторюсь, что на данный момент у нас процент производительности таков, что мы не можем пойти на прекращение обучения даже одной послушницы, и по такой причине тоже. Нам необходимо подготовить смену в ближайшее время.
– Вы не считаете веской причиной её сны?
– Я полагаю их надуманными.
Пауза.
Алиса сжалась, даже за границей стены ощущая холодную ярость наставницы, выражаемой не в словах, не в тембре, а вот в этом молчании, – скупом молчании человека, умеющего спорить руками.
– По моему приказанию Алиса сделала полное описание своего сна и я лично отправила его письмом в секретариат патриарха.
– Зачем? – это прозвучало резко и коротко, словно выстрел, приговорённый попасть в цель. Но ответ сестры Пелагеи был также спокоен, как и до этого:
– Я уже обращала Ваше внимание на то, что девочка видела Магдалену не в каноническом изображении, что было бы естественно для мирского человека, испытывающего психологическое расстройство из-за форсированного обращения. Описание, данное Алисой, более походит на известное лишь посвящённым. И сюжет сна явно далёк от мирского понимания роли Марии-Магдалены. Скорее это эзотерическое восприятие её как матери церкви и осознание преемственности родов хранителей, которые…
– Стоит ли мне делать из этого вывод, что вы, сестра, как посвящённый внутреннего круга, послужили источником этих знаний для любимой ученицы? – спросила настоятельница, словно бродяжку из помойного ведра окатила – холодно, брезгливо, с ленцой.
– Не стоит, – сухо отозвалась сестра Пелагея. – Потому что тогда это будет грозить расследованием братства, которое, несомненно, будет проводиться в этой обители и затронет интересы как монастыря, так и вас лично.
Пауза.
– Вы так хорошо подготовились, сестра… Полагаю, вы очень заинтересованы в этой девице? Давайте так – найдите мне подходящую замену на её место, подготовьте её и тогда уж забирайте свою девочку с богом. Но помните, что она очень хороший сырьевой материал, не чета многим, и потому поиск ваш может быть труден. Да и, получив её, вы вряд ли будете обрадованы – сущность её не раз будет проявлять себя и чем дальше, тем больше… Хотя, мне ли напоминать об этом инквизитору!
Пауза.
Алиса прикусила губу, сдерживаясь. Неожиданная весть накрыла с головой! Инквизиция? Для кого и чего? Сейчас? В Церкви единой праведной, никогда не опускавшейся до непристойностей католических палачей?
– Кажется, я неясно выражаюсь, – медленно выговаривая слова, заговорила сестра Пелагея. – Прошу простить мою косность, причина которой кроется, конечно, в моей неловкости со словами… Однако, хочу, чтобы до вас дошла суть моих тревог: я служу Братству, а не личным интересам.
– Значит ли это, что вы отзовёте своё прошение?