Марк приоткрыл глаза, словно лениво сощурился:
– Полагаешь, что надо ехать в штаб сопротивления?
Данила, не глядя на собеседника, задумчиво встряхнул руками, сжал-разжал кулаки, уже принимающие обычный вид.
– Подойдёт любое, где не найдут. Но не штаб.
Марк кивнул благожелательно:
– Правильно. Едем в один из форпостов. Там можно отдохнуть. И привести сестру в порядок.
Даниил дёрнулся:
– Что с ней? Ты знаешь?
Марк потянул с соседнего кресла свёрток, развернул. Джинсовая рубашка с вышивкой красных цветов на плечах распахнулась на его коленях. Надел, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул Даниилу. Бет покачал головой. Марк вытащил сигарету и сунул в губы:
– Я решил не отвыкать, – сказал он, щёлкнув зажигалкой. – Должны же быть хоть какие-то изъяны! А то немудрено себя и богом почувствовать. А сие – грех больший, чем курение…
Он выдохнул, умиротворённо жмурясь на тусклую лампочку в салоне. И даже то, что машину стало потряхивать на ухабах, не смутило его.
– Что с Алей? – терпеливо переспросил Даниил.
– Перерождение, – коротко отозвался Марк. – Фактическая смерть души и тела. С этого времени и навсегда её питать будет только тёплая кровь человека, и только в ней она будет находить отдохновение. Иная часть её жизни будет проходить, словно под наркотиком.
– Всегда? – тихо спросил Даниил.
Марк пожал плечами:
– Легенды рассказывают, что были те, чья воля оказывалась сильнее йахаса. Но легенда на то и легенда.
Он снова затянулся и продолжил:
– Я чувствовал, что она уже на грани. И тогда, на обряде, я ощутил её ещё до нападения. Она вторглась своим сознанием в мой круг. У её души был вкус страсти понимания. И я понял, что она ещё придёт ко мне. – Он усмехнулся. – Но нам опять помешали.
Опустив корпус, Данила упёрся локтями в колени и посмотрел на спасителя исподлобья:
– Останови это.
Марк взглянул на него внимательно, сбросил пепел в сторону и спросил:
– Боишься ли ты смотреть в лицо смерти, брат?
– Боишься ли ты? – ответил Даниил. Он глядел исподлобья – равнодушно, безучастно, – словно ни вопрос собеседника, ни собственная реакция не касались его. Марк задумчиво кивнул, затянулся сигаретой, пыхнул и тут же разогнал дым перед лицом.
– Не я причина этого, – он задумчиво смотрел на приплясывающие красные искры на кончике сигареты. – И никто. Так бывает, что одни рождаются с силой человека, иные – с силой йаха. За тысячелетия крови смешивались не раз, и, хотя гены человека сильнее, случается, появляются на свет те, в ком уже немножко есть йахас. Когда-то церковь набирала в альфа только зрелых мужей-воинов, но Единая, в погоне за властью, решилась на небывалое – они стали инициировать девочек, в которых подозревали кровь йахаса. Конечно, получается не всякий раз, но… Им нужна куколка, поэтому игра стоит свеч.
Даниил посмотрел на кресла, где лежала Алиса. Тонкая белая рука, свешивалась с сиденья, беззащитно и невинно.
– Она была с кровью йахаса с рождения?
– Я не слышал, чтобы к перерождению подходили те, кого просто заразили…
– Как? – Даниил потрясённо встряхнул головой и обхватил горячие виски ладонями: – Как человек может быть…
– Никак, – Марк обнажил в улыбке острые зубы, так и не поменявшиеся на человеческие. – Во всяком случае, крови и мяса они жрут не более чем иные люди. Йахас – могучая сила, подарок самой сути божественного. В теле человека, сила – быть человеком. Человеком таким, мощь и величие которого признают повсеместно. Святым, великим, вождём, творцом или примером, – тем, кто и сам взойдёт на костёр, и за которым пойдут по углям. – И усмехнулся: – Или по воде.
Скулы Даниила заострились, заходили ходуном от сдерживаемого напряжения.
– Ты хочешь сказать, – медленно начал он. – Что Он…
Марк сухо кивнул:
– И не только Он, не только святые и великомученики прошлого, брат… – и положил ладонь на локоть бета: – На крови йаха стоит храм. И потому посвящён ему.
…
Воспоминание о Пузырях
Сперва она почувствовала, как сверлит шею. Словно тупое, широкое сверло упёрлось в туго переплетённое жилами горло и вдавливается, с каждым следующим бесшумным оборотом срезая новую стружку, проникая глубже и разрывая сознания на части от боли.
Потом смогла дотянуться резиновыми нечувствительными пальцами до шеи и нелепо ткнуться ими в невидимое сверло. Боль стала едва терпимой. Перед глазами полыхнула белая вспышка. И это заставило её замычать от двойного мучения.
– Не трогай! Убери руки!
Голос сестры Софьи, – обычно ласковый и спокойный, – зазвенел прямо над ухом напряжённой леской.