Сглотнув, Алиса послушно одёрнула руку от раны. Легче не стало, но показалось, что сверло остановилось, в холостую прокручиваясь на уже выгрызенной воронке.
На рану потекла вода, прохладой и зудящей щекоткой раздражая оголённый нерв. Алиса застонала и стиснула зубы. Открыть глаза всё ещё не получалось – сознание барахталось на грани между пробуждением и страстным желанием снова уплыть в бесчувственность глубокого сна. Но чутьём уже понимала – ей не кажется, рана действительно есть. Иначе бы её не промывали заботливые руки сестры Софьи, иначе бы не опаляло ноздри горьким запахом спирта.
На горло лёг лёгким, почти невесомым покрывалом бинтовой валик.
– Воды… – просипела Алиса, протягивая руки в никуда, не чувствуя ни рук, ни пространства. Только ощущение – яркое, сильное – ходящих вокруг рыбьих пузырей – радужных, раздутых, полных воздуха и плещущейся озером – в ком больше, в ком меньше – красной жидкостью. Соком? Вином?
Она облизала губы. Страстно хотелось пить. Нет, даже не так. Страстно хотелось выпить.
– Воды…
– Поднимите! – властный голос матушки Ольги спутать с другими было невозможно.
Сестра Софья послушно приподняла край бинтовой подушки.
– Да…
Алиса почувствовала – не увидела – как дородное лицо настоятельницы брезгливо кривится, как сходятся брови, создавая неуклонную ложбинку, появление которой опасался весь монастырь.
– Ах, тварь! – прошипела мать Ольга. – Ах, стерва такая! Выкормыш змеиный! Ах!
А она в ответ потянулась нечувствительными руками – словно ничего в них нет, одни резиновые перчатки на отшибленных нервных волокнах. Схватилась за что-то. И даже не ощутила, что схватила. Только поняла это, чем-то иным, чем собственными руками. Будто все ощущения теперь жили не в ней, а во вне, где-то рядом с телом, где-то вне его, но транслировались в её сознание. С помехами, но транслировались.
Она схватилась за нечто, мотающееся перед ней. Радужное, полое, в котором плескалась красная вода.
– А! – закричала мать Ольга.
Радужное, полое, с красным, заметалось, стремясь выскользнуть. И тогда Алиса ухватилась сильнее и распахнула рот, таща к себе. Пить, пить – билось в каждой жилке, колотилось под черепом.
– Да отцепись же! А!
– Матушка!
Она почти уже доволокла сопротивляющийся пузырь, почти, но… Пузырь метался, тянулся обратно, тащил за собой так, что у Алисы трещали все жилы, схожие с расплавленным мороженным – тяжёлые, малоподвижные и растекающиеся под кожей вялым киселём.
– Да что это же это! Господи!
Алиса задержала схваченный ломоть почти у жадно раскрывшегося рта и задумалась: «О чём говорит матушка Ольга? Что происходит?». Но жажда была сильна. Потом узнаю… И снова потащила.
– Да чего вы стоите?! Помогите!
– Матушка! А!
И плещущемуся яростным бурлением красной воды рыбьему пузырю на помощь прикатился ещё пузырь, и ещё, и ещё. И вместе они, спихивая её руки по пальцу, коряво вцепившемуся в полый сосуд, начали отрывать добычу от её лица.
– Алиса, брось! Брось! Брось, я сказала!
Голос сестры Софьи зазвенел от напряжения. Это значило, что происходило что-то важное, особенное, где нельзя было не подчиняться. И она согласно разжала пальцы. Полый сосуд заплескал красной водой и отдалился.
– Воды… – просипела Алиса.
– Матушка? Как вы?
– Сволочь! Гадина! Дрянь такая!
Голос матушки метался вокруг неё, срываясь с металла в слёзы. И всё пространство между ними словно поляризовалось, притягиваясь и отталкиваясь.
– Она не понимает ещё, матушка. Она ещё под наркотиком. Когда очнётся – даже помнить не будет. Поймите, это не сознательные действия. Она ещё не может…
– Дрянь! – матушка Ольга сплюнула.
И Алиса почувствовала, как по лицу – резиновому, чужому, словно маска, – стекает влажное пятно.
– Значит так… Запомните! Ничего не было! Понятно?
– Матушка?
– Ничего не было! Ни укуса, ни жажды! Ясно?
Алиса зашарила по миру вокруг, упорно протягивая руки к рыбным пузырям. Но те тут же сместились, став недостижимы. Красная вода в них бурлила от сил и энергии. А она хотела пить.
– Но… по правилам…
– По правилам?
– Её нужно усыпить и передать в…
– Передать!
Матушка Ольга вдохнула, словно собиралась разразиться гневной отповедью, но вместо этого заговорила на удивление спокойным голосом:
– Это первый выпуск с нашей общины. И вы хотите, чтобы сразу мы потеряли доверие круга? Эти возможности, которые перед нами открылись? Потерять – просто, девочки. Обрести – сложнее. Достаточно кому-либо на стороне дознаться, что мы не удержали Прото, что одна из наших самых подготовленных девушек получила укус, а не вакцину… Вы поняли меня?