Чувствую, как пульс подступает к горлу. Я не знал, что эти симуляции отличаются от Пейзажа Страха - я думал, все были в курсе, что это лишь симуляция. Но, судя по тому, что говорит Амар, все должно было быть как на проверке способностей, а перед ней отец предупреждал меня, что мое понимание этого стоит скрывать. Я до сих пор помню, как он был настойчив, как напряжен был его голос, и как он слишком сильно схватил меня за руку. Он бы никогда так со мной не говорил, если бы не беспокоился за меня, за мою безопасность.
Была ли это лишь паранойя с его стороны или в том, что понимаю, что в симуляции таки кроется что-то опасное?
- Я был таким же, как ты, - понижает голос Амар, - я мог менять симуляции, я думал, что один такой.
Я хочу предупредить его, что это стоит держать в секрете, но Бесстрашным плевать на секреты, они не такие, как Отреченцы, которые никогда по-настоящему не смеются и имеют одинаковые дома.
Амар одаривает меня странным взглядом, будто бы ждет чего-то. Я неловко ерзаю.
- Это, наверно, не то, чем стоит хвастать, - наконец-то говорит он, - Бесстрашные ценят похожесть, так же, как и остальные фракции, просто это не так очевидно здесь.
Киваю.
- Это случайность, я не мог так во время проверки возможностей, наверно и в следующий раз я так не смогу.
- Правильно, - он не убежден, - в следующий раз не делай ничего невозможного, хорошо? Просто встреться со своим страхом самым логичным образом, в не зависимости понимаешь ли ты, что это симуляция или нет.
- Хорошо.
- Сейчас ты в порядке? Можешь дойти до комнаты сам?
Я хочу ответить, что всегда могу дойти сам, мне не нужна была его помощь, но я просто киваю. Он добродушно хлопает меня по плечу и возвращается в комнату для симуляций.
Не могу ничего с собой поделать и мысль о том, что отец не предупредил бы меня об опасности разглашения того, что я понимаю во время симуляции, что это не реальность, если бы не правила фракции. Он ругал меня за то, что я позорил его перед Отречением все время, но он никогда не указывал мне, как поступать и не предупреждал об ошибках. И пока я не пообещал сделать все, как он просит, он смотрел на меня широко открытыми глазами.
Странно понимать, что он пытался меня защитить, будто он совсем не монстр, всплывающий в моем воображении и самых худших кошмарах.
По пути в спальню я слышу какой-то шум в коридоре позади, что-то вроде тихих шагов двигающихся в противоположном направлении.
В кафетерии ко мне подбегает Шона и ударяет меня по руке. Она так широко улыбается, что, кажется, шире уже невозможно. У нее опухла щека под левым глазом, у нее будет фингал.
- Я победила! Я сделала, как ты сказал, ударила ее в челюсть в первую минуту боя, и это выбило ее из игры. Она нанесла удар мне в глаз, потому что я ослабила защиту, но после этого я избила ее. Я разбила ей нос. Это было круто.
Я улыбаюсь, удивительно, как приятно кого-то учить, а потом понять, что это имело толк.
- Молодец!
- Я бы не сделала это без твоей помощи, - ее улыбка меняется, смягчается, становится более настоящей. Она встает на носочки и целует меня в щеку.
Я пялюсь на нее, когда она отстраняется. Она смеется и тащит меня к столику, где сидит Зик и другие инициированные рожденные в Бесстрашии, и тут я понимаю, что моя проблема не в том, что я Стиф, а в том, что я не понимаю, что такие жесты значат у Бесстрашных. Шона - симпатичная и веселая, и если бы мы были в Отречении, то я бы пошел к ней на ужин с семьей, если бы я хотел быть с ней, я бы узнал где она работает волонтером и устроился бы туда же. Здесь же я понятия не имею, как это делается, и я даже не понимаю, нравится ли она мне до такой степени.
Но пока я решаю об этом не думать. Я набираю еды и сажусь обедать, слушая остальных и смеясь с ними. Все поздравляют Шону с победой, и показывают на девушку, которую она побила, та сидит за соседним столиком, ее лицо все еще опухшее. Под конец ужина, как раз когда я смотрю на кусок торта на своей вилке, две женщины из Эрудитов входят в комнату.
На то, чтоб заставить Бесстрашных утихнуть уходит много усилий. Даже нежданное появление Эрудитов не может этого сделать - все шепчутся. Но после того, как Эрудиты садятся за столик к Максу, разговоры возобновляются, но я в них не участвую. Я все играюсь вилкой со своим куском пирога, наблюдая.
Макс встает, и подходит к Амару, они напряженно разговаривают, а затем направляются ко мне.
Амар подзывает меня, и я оставляю на столе свою почти пустую тарелку.
- Мы должны пройти переоценку, - вечно улыбающийся Амар сейчас серьезен, а его голос монотонен.