Стопу обожгло холодом от наполнявшей колдобину каши из снега и воды, а от падения не в меру любопытную девицу спас шагавший позади юный слуга, успевший схватить её за локоть.
— Спасибо, — машинально поблагодарила Платина и, выпрямившись, с облегчением поняла, что нога, к счастью, особо не пострадала. Во всяком случае, она может идти дальше, не испытывая никаких неудобств.
— Вы бы побереглись, госпожа, — потупив взор, пробормотал явно сильно смущённый парнишка. — Здесь ям много.
— Что случилось, госпожа? — видимо, услышав их разговор, остановилась служанка.
— В яму ступила, — поморщилась Ия, выругавшись про себя. — «Чуть ногу не подвернула. Раззявила хлебало».
— Ноги не промочили, госпожа? — продолжила расспрашивать Угара.
— Немножко, — буркнула девушка.
— Надо носки поменять! — встрепенулась собеседница.
— Ну не здесь же?! — возмутилась Платина. — Люди кругом.
— Конечно, конечно, госпожа, — поклонилась служанка, придерживая свой узелок. — Пойдёмте быстрее.
Теперь Ия уже меньше таращилась по сторонам, а больше старалась глядеть себе под ноги, опасаясь попасть в очередную колдобину.
А разрыв в линии домов оказался огороженной низеньким заборчиком площадкой с несколькими квадратными столиками, вкопанными в землю прямо под открытым небом, и спрятанным в глубине дворика низеньким строением, где под навесом кипели котлы, распространяя вокруг дразнящие запахи варёного риса, мяса, соевого соуса, чеснока, уксуса и ещё каких-то пряных приправ.
Сначала девушке показалось, что городские дома совершенно не похожи на те, что ей приходилось видеть в вымерших деревнях. Но присмотревшись, она обратила внимание на то, что большая часть построек и там, и здесь приподнята над землёй на каменных или деревянных столбиках.
В правой туфле неприятно хлюпало, пальцы замерзали всё сильнее, поэтому Платина очень обрадовалась, когда проводница свернула на соседнюю улочку и, пройдя два десятка шагов, остановилась у упиравшегося в закрытую дверь трапа из толстых, грубо отёсанных плах.
Смахнув с них снег, служанка проговорила не терпящим возражения тоном:
— Садитесь, госпожа.
Потом повернулась к спутнику.
— Поставь корзину.
Когда паренёк исполнил её распоряжение, Угара сняла плетёную крышку и быстро нашла чистые носки с высокими «голенищами» из числа подаренных супругой начальника уезда.
Ие не хотелось, чтобы её разувала чужая тётка, поэтому она хотела снять обувь сама, но служанка подавила сей порыв на корню, заявив:
— Сидите, госпожа. Я сама всё сделаю. За этим меня и послала с вами старшая госпожа.
Присев на корточки, служанка обнажила ей обе ноги, протёрла оставшимся сухим старым носком внутренность сырой туфли и помогла обуться.
— Спасибо, Угара, — поблагодарила девушка, поднимаясь.
— Это мой долг, госпожа Сабуро, — с самым серьёзным видом поклонилась женщина.
Пока они возились с переобуванием, мимо прошло человек пять, но никто не обратил на них никакого внимания.
На этой улице лавок оказалось гораздо меньше, да и те уже не работали. Видимо, поэтому служанка вновь заняла место правее и чуть впереди Платины.
Минут через десять Ия с сопровождающими подошла к широким воротам, возле которых в железной корзине жарко пылали дрова, согревая двух протягивавших к огню руки мужчин в чёрных штанах и такого же цвета куртках, перепоясанных белыми кушаками. Рядом поблёскивали широкими наконечниками приставленные к сложенному из камней столбу длинные копья.
На перекрывавшей ворота массивной балке, защищённой от непогоды припорошенной снегом черепицей, выделялась белая, подсвеченная снизу пламенем костра надпись «Канцелярия управления уезда Букасо-но-Хайдаро».
«Так вот где трудится мой приёмный папаша, — хмыкнула про себя девушка. — А что? По крайней мере, близко от дома».
Шагах в двадцати из-за поворота вывернулись шестеро носильщиков, тащивших за длинные рукоятки низенькое кресло с восседавшим в нём пожилым мужчиной, чья аккуратно расчёсанная полуседая борода важно ниспадала на объёмное чрево, прикрытое оранжево-белым шёлком.
Поначалу Платина подумала, что это какой-то чиновник или дворянин. Но, заметив узкие поля круглой шёлковой шляпы, поняла, что впереди несут одного из тех богатеев, кто платит дополнительный налог за право носить одежду из той же ткани, которой пользуются благородные господа.
Он что-то тихо говорил, а шагавший рядом мужчина в стёганом жилете поверх коричневого кафтана, почтительно согнувшись, кивал головой в такой же, только не шёлковой шапочке.