Прикрыв нижнюю часть лица рукавом, Ия осторожно попробовала местный алкогольный напиток. Больше всего он походил на брагу со вкусом сливы.
«А ничего так, — причмокнув, подумала девушка. — Вкусно и градус есть, хотя и слабенький».
К счастью, поданные к столу курицу и рыбу уже порезали на куски, так что Платиной не пришлось возиться с их разделкой. Кроме того, имелись и друге блюда: солёные и маринованные грибы, овощи, мелко наструганная редька с чесноком, соусы.
Быстренько закусив, писец вновь взялся за бутылку, но его мать внезапно заявила:
— Госпожа Сабуро проявила большое усердие в учении. Надеюсь, дорогой сын, вы обратили внимание на её манеры?
— Госпожа Сабуро ведёт себя так, как и подобает девушке благородного происхождения, — охотно кивнул мужчина, с вожделением поглядывая на откупоренную бутылку.
«Когда трубы горят, — усмехнулась про себя Ия. — Одной рюмки всегда мало».
Однако родительница то ли не замечая состояние сына, то ли игнорируя его, продолжала нахваливать ученицу:
— Госпожа Сабуро ознакомилась с «Наставлениями благородным женщинам» императрицы Есионо. Не так ли, госпожа Сабуро?
— Я уже третий раз переписываю эту прекрасную книгу, госпожа Андо, — торопливо проглотив грибочек, ответила Платина и отбарабанила заранее заготовленную для подобного случая фразу, обозначающую степень своего восторга: — Мудрые указания великой императрицы станут для меня примером и образцом для подражания в дальнейшей жизни!
«Уф! — выдохнула про себя ученица. — Кажется, ничего не перепутала и всё сказала правильно».
Наставница благосклонно улыбнулась, а её сын ещё больше поскучнел.
— Ваши слова наполнили мою печень радостью и вдохновением, госпожа Сабуро, — улыбнулась собеседница, склонив голову и, как монашка, сложив ладони перед грудью.
— Я очень рада, госпожа Андо, — повторив жест хозяйки дома, девушка «натянула» на лицо довольную улыбку, мысленно хмыкнув. — Хорошо хоть, не прямую кишку».
— Так налейте же нашей гостье, сын мой! — обратилась старушка к застывшему в глубокой задумчивости отпрыску. — Давайте выпьем за дальнейшие успехи моей лучшей ученицы.
— С удовольствием, — встрепенулся мужчина, торопливо хватаясь за бутылку.
Жадно осушив стопарик, он как-то искоса глянул на Платину и проговорил:
— Матушка, наверное, совсем замучила вас своими занятиями?
— Мне совсем нетрудно, господин Андо, — возразила Ия, но, поймав странный — то ли презрительный, то ли разочарованный взгляд наставницы, озадаченно замолчала, сообразив, что опять опростоволосилась.
Смущённо кашлянув, она с полминуты лихорадочно подыскивала нужные слова, а когда поняла, что ничего стоящего в голову не приходит, пробормотала:
— Это мой долг — заниматься, не жалея ни времени, ни сил.
Старушка одобрительно кивнула, а её отпрыск, криво усмехнувшись, вновь взялся за бутылку.
— На каком музыкальном инструменте играете, госпожа Сабуро? — с пьяненькой улыбочкой спросил он, хрустя долькой маринованного чеснока. — На флейте или на барабане?
— Увы, господин Андо, — вздохнула девушка, скромно потупив глазки. — Это высокое искусство мне недоступно.
— Вот как? — с фальшивым удивлением вскричал собеседник и, сурово сведя брови к переносице, обратился к своей родительнице. — Матушка, вы же неплохо обращаетесь с бубном. Почему же не учите госпожу Сабуро на нём играть?
— Быть может, позже, сын мой, — натянуто улыбнулась наставница, и в её глазах блеснули слёзы обиды и стыда за поведение непутёвого отпрыска. — Для начала госпоже Сабуро следует досконально изучить правила этикета и «Наставления благородным женщинам». Вы же знаете, как важно постичь мудрость древних…
— Да всё я помню, матушка! — вскинул руки, словно защищаясь, хозяин дома, выдав скороговоркой: — Только гуманизм и строгое соблюдение предписываемых предками правил поведения отличает благородного мужа от окружающих.
— Я рада, что вы не забыли Трёхкнижие, сын мой, — слегка расслабилась старушка.
— И всё-таки жаль, госпожа Сабуро, что вы не умеете играть на бубне, покачал головой пьяненький писец. — А вот певичка Весенний Василёк из «Поющего под ветром тростника» играет на нём божественно! А как поёт!
Мужчина прикрыл глаза, мечтательно улыбнулся и затянул противным гнусавым голосом:
Судьбу певички разве я искала!
Она мне от рождения дана.
Цветок цветёт,
И вот уже он вянет,
Всему свой срок
Когда-нибудь настанет,
Всё будет так,
Как повелит весна.
Уйти в конце концов, уйти мне надо,
Жить невозможно так, как я жила.
О, если бы
Укрыться за горами,
Украсить волосы…[5]
Прервав песню, он посмотрел на гостью мутным взглядом и пробормотал:
— Прекрасно поёт, хотя тоже…
— Сын мой! — вскричала хозяйка дома, не по годам резво вскакивая со своего места. — Вы заставляете свою мать стыдиться! Как можно вести подобные разговоры в присутствии благородной девушки!? Вы же не в компании своих непутёвых приятелей на улице Тучки и Дождя! Вы дома за одним столом с молодой родственницей благородной семьи Сабуро!
— Простите, матушка, — словно очнувшись, встрепенулся мужчина и, неуклюже поднявшись на ноги, поклонился сначала недовольно насупленной родительнице, потом Платине. — Простите, госпожа Сабуро, я забылся и вёл себя совершенно недопустимо.
— Вы просто много выпили, господин Андо, — с деланным смущением пролепетала Платина, подумав: «Вот тебя и развезло на старые дрожжи».
Гневно раздувая ноздри, старушка опустилась в кресло.
В комнате повисла напряжённая тишина.
Девушку заинтересовали слова пьяненького писца. Опасаясь, что наставница объявит обед закончившимся и отправит ученицу обратно в павильон, она спросила:
— А что это была за песня, господин Андо?
— Вам понравилась, госпожа Сабуро? — удивился мужчина.
— Она называется «Судьба певичка», — недовольно проворчала хозяйка дома. — Её тоже написала Егумо Ясито.
— И тоже, между прочим, гетера, — пробормотал себе под нос сын, но, поймав негодующий взгляд матери, шутливо воздел руки. — Всё, молчу, молчу.
— Госпожа Ясино, — со значением проговорила наставница, обращаясь не столько к ученице, сколько к отпрыску. — Была возлюбленной барона Симадо — великого художника Даяро. Ей посвящал свои стихи знаменитый Гаэто Мензоро. Эти люди не стали бы общаться с безмозглыми куклами, вроде тех, с которыми проводите время вы с друзьями!
Она посмотрела на Платину.
— Вы понимаете меня, госпожа Сабуро.
— Да, госпожа Андо, — с самым серьёзным видом кивнула та, усмехнувшись: «Это другое».
… и спросила:
— Господин Андо, а там, где вы слышали эту чудесную песню, только поют?
— Госпожа Сабуро! — прикрикнула хозяйка дома.
— Прошу прощения, госпожа Андо, — не вставая, поклонилась гостья. — Но разве я говорю о чём-то постыдном или недостойном благородной девушки? Мне просто любопытно: быть может, господин Андо видел там танцы или ещё что-нибудь интересное?
Старушка приоткрыла рот, явно собираясь прочитать очередную нотацию, но сын её опередил.
— В «Тростнике» плясуньи так себе, — пренебрежительно махнул рукой он. — Лучше всего танцуют в «Гнезде соловья на ветках сливы»…
Его лицо вновь приобрело мечтательное выражение, губы растянулись в улыбку, а глаза превратились в узкие щёлочки, затерявшиеся среди многочисленных морщин.
— Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок так миловидны… Их движения так грациозны и настолько отточены, будто они не смертные девы, а феи, спустившиеся с небес… Несколько лет назад в Букасо проездом побывал чиновник двора самого Сына неба. Ему так понравились танцовщицы из «Гнезда», что он купил лучших из них и увёз в столицу.
Внимательно слушавшая его Ия удивлённо покачала головой.
— А вы танцевать умеете, госпожа Сабуро? — внезапно спросила напряжённо следившая за их разговором хозяйка дома.