Посочувствовав несчастным, Платина пригласила подругу пройти в павильон и выпить чаю. Но та отказалась, сославшись на то, что сегодня ей ещё нужно зайти к знакомой купчихе, чей муж раньше регулярно помогал монастырю «Добродетельного послушания».
Девушка проводила монашку к хозяйке дома, чтобы попрощаться, а затем до ворот.
— Заходите иногда, Амадо-ли, — попросила Платина, и голос её предательски дрогнул. Всё-таки именно эта женщина здесь является для неё самым близком человеком.
— Вряд ли мы сможем часто видеться, Ио-ли, — грустно улыбнулась собеседница. — Госпоже Андо не понравится, если я буду отвлекать вас от занятий.
«Вот же, стерва старая! — мысленно выругалась девушка, наблюдая за тем, как полоумный слуга хозяйки дома закрывает за гостьей створку ворот. — От чего меня можно отвлечь?! От переписывания древних глупостей про то, какие мы, женщины, тупые и ни на что негодные, кроме как всем угождать да рожать, причём обязательно сыновей?! Я же больше ничего после обеда не делаю! Старуха просто гадит мне из вредности».
— Госпожа Сабуро, — окликнула её незаметно подошедшая Енджи. — Госпожа Андо приглашает вас на обед.
— Иду, — тяжело вздохнула Ия.
Хорошо запомнив слова своей старшей подруги, Платина старалась следить за каждым своим словом, говорила до приторности почтительно, а отвечая на вопросы, избегала смотреть наставнице в глаза, фокусируя взгляд на её сухих, аккуратно подкрашенных губах или на подбородке.
Когда-то ещё маленькой девочкой она слышала, как один старый униформист утверждал, что это самый лучший способ разговора с тупым начальством.
Но то ли он ошибался, то ли госпожа Андо пребывала в особенно плохом настроении, только придиралась хозяйка дома к своей гостье гораздо больше, чем в предыдущие дни.
Временами у Ии буквально руки дрожали от жгучего желания праведно обматерить старую каргу или даже съездить кулаком по её противной, постной морде. Но девушка только кланялась да бормотала извинения, надеясь, что голос не выдаст её истинных чувств.
Вновь отчаянно захотелось выбраться из усадьбы, чтобы хотя бы ненадолго забыть о всех этих дурацких поучениях, а также увидеть ещё кого-нибудь, кроме опостылевшей наставницы и слуг.
Пришелица из иного мира ещё в лесу начала маяться от рутины и однообразия. Изучение местного языка, жизни аборигенов и рассказы монашки на какое-то время развеяли скуку. Платина стала надеяться, что жизнь среди людей в городе, где всем заправляет близкий родственник спутницы, будет поинтереснее прозябания в затерянной среди гор избушке.
Однако чувство новизны от пребывания сначала в доме начальника уезда, потом в усадьбе наставницы быстро притупилось, вновь сменившись информационным голодом, ибо ничего нового Ия уже не узнавала, по сути занимаясь тупой зубрёжкой. Порой девушке начинало казаться, что здесь, среди людей, даже хуже, чем в лесу. Там она, по крайней мере, почти не притворялась, а здесь ей приходится лицедействовать постоянно, и от этого Платина уже начала уставать. Наверное, поэтому она чуть не расплакалась, провожая Амадо Сабуро.
Направляясь в павильон, девушка завернула на скамейку у стены и несколько минут посидела, словно бы любуясь спустившимся к горизонту солнцем, а на самом деле, представляя, как перелезет через забор и пойдёт гулять, словно кошка сама по себе.
Вот только надо же будет как-то забраться обратно, а без посторонней помощи это будет затруднительно.
Разуваясь на веранде, она вспомнила о лежащей на дне корзины верёвке. Если привязать её к скамейке и перебросить через стену, можно легко вскарабкаться на забор и оказаться в усадьбе.
Окрылённая новой идеей, Платина вошла в павильон, где Угара как раз заканчивала мыть пол.
Чтобы не толкаться в тесноте, Ия вновь вышла на веранду. Ждать пришлось недолго. Кланяясь и бормоча извинения, служанка вылила грязную воду на землю и пошла относить деревянный таз.
Вернувшись в комнатку, девушка быстро отыскала в корзине верёвку. Та выглядела достаточно прочной, чтобы выдержать её невеликий вес, а вот длина внушала опасение.
До возвращения Угары она успела сунуть верёвку между тощими матрасами, и когда женщина вошла, то обнаружила свою подопечную греющей руки возле горячей жаровни.
— Возьми книгу, — велела Платина служанке. — Будешь диктовать.
— Слушаюсь, госпожа, — ответила та без особого энтузиазма.
Во время первого перерыва Ия не смогла не поинтересоваться:
— Ты не знаешь, когда будет готово моё новое платье?
— Нет, госпожа, — виновато развела руками собеседница. — Мерки я старшей госпоже отдала. А там как она решит.
Видимо, девушка имела весьма расстроенный вид, потому что Угара ободряюще улыбнулась.
— Старшая госпожа у нас не медлит ни с подарками, ни с наказанием. Если пожелаете, я дня через два схожу и спрошу у швей.
— Это было бы замечательно, — не смогла удержаться от улыбки Платина.
Поднявшийся вечером ветер мягкими ладонями шлёпал по бумажным стенам. Неплотно прикрывавшаяся дверь то и дело ударялась о косяк, дребезжа свободно болтавшимся в петлях засовом. На крыше постукивали плохо уложенные черепицы.
Однако наполнявший павильон шум совершенно не мешал умаявшейся за день служанке, порождая в душе её подопечной бездну надежд. Дождавшись, когда Угара наконец захрапит, Ия села на кровати, нашарила под одним из одеял носки, натянула их, не скрываясь, но и стараясь зря не шуметь. Спустив ноги на пол, она нашла между матрасов свёрнутую верёвку, подойдя к выходу, сняла с колышка накидку и замерла на несколько секунд, прислушиваясь к царившему в комнатке мраку. Дыхание служанки даже не изменилось.
Отведя в сторону занавес, девушка выскользнула наружу. Чтобы во время её отсутствия дверь не хлопала на ветру, она вставила между ней и косяком свёрнутый в трубку листок бумаги.
Тёплый мех надёжно защищал от порывов ветра, но снизу ощутимо поддувало. По небу мчались редкие облака, изредка загораживая ущербную луну.
Убедившись, что дверь надёжно закреплена, Платина, дождавшись, когда глаза окончательно привыкнут к темноте, направилась вдоль берега пруда по хорошо различимой каменной дорожке.
С одной стороны, шум ветра маскировал её шаги, с другой — мог помешать вовремя расслышать подозрительные звуки.
Взобравшись на скамейку, Ия подалась вперёд и, опираясь в прикрывавшую верх стены черепицу, заглянула за ограду. Однако в узком проулке меж двух глухих заборов царила такая тьма, что, сколько она не вглядывалась, так ничего и не рассмотрела.
«Придётся сюда ещё и днём приходить, — с сожалением подумала девушка, плотнее запахиваясь в плащ. — Надо обязательно узнать, что там? Вдруг лужа или куча камней? Так и ноги переломать недолго».
Спустившись на землю, она обвязала один конец верёвки вокруг массивной, каменной опоры скамейки, а второй перебросила через ограду.
Вряд ли та снаружи много выше, чем изнутри, а значит, шнур там спускается по меньшей мере до половины. Вполне достаточно, чтобы, ухватившись за него, перебраться через забор.
На миг у Платины мелькнула шальная мысль спуститься, держась за верёвку, и осмотреться в проулке. Но тут порыв ветра вновь распахнул плащ, обдав холодом прикрытую тонкой «пижамой» грудь.
«Нет, — остановила она себя, запахнув накидку. — В таком виде там делать нечего».
Отвязав и смотав верёвку, Ия поспешила обратно в павильон. До него оставалось не более десяти шагов, когда громко хлопнула дверь.
У девушки душа ухнула в пятки. В голове вихрем пронеслась паническая мысль: «Угара проснулась, увидала, что меня нет, и побежала искать!»
Платина едва не закричала, что она просто ходила в уборную. Но удар повторился, хотя и не так громко.
Подобрав длинные полы плаща, Ия припустила бегом. Вскочив на веранду, поняла, что выпала сложенная бумажка, заботливо вставленная в дверь. Теперь та, раскачиваясь под порывами ветра, глухо стукала о косяк.
К счастью, девушка не позволила ей нанести ещё один удар. Подняла скомканный листок, отодвинула занавес и, шагнув в павильон, первым делом задвинула засов.