— Вы умеете стрелять из лука, Ио-ли? — внезапно спросила супруга начальника уезда.
— Оказалось, что умею, старшая госпожа, — усмехнулась девушка.
— Госпожа Ватано сказала, что её невестка весьма удивилась вашей меткости, — с сомнением в голосе проговорила собеседница.
— Я и сама такого не ожидала, — пожала плечами Платина. — Просто решила попробовать, и у меня получилось.
— Неужели тот лавочник, у которого вы росли, учил вас столь благородному искусству? — вскинула брови женщина. — Лук — оружие не для простолюдина.
— Я ничего не помню об этом, старшая госпожа, — ушла в "глухую несознанку" путешественница между мирами.
— А вы, оказывается, весьма талантливы, Ио-ли, — подозрительно прищурилась супруга начальника уезда. — И стихи пишите, и из лука стреляете.
— Я лишь стараюсь быть достойной семьи благородного господина Бано Сабуро, — скромно потупила глазки девушка, с трудом удерживая рвущуюся наружу иронию.
— Тогда, может, развлечёте нас? — продолжала приставать собеседница. — Почитаете и другие свои стихи?
— Увы, старшая госпожа, — ханжески вздохнув, развела руками Платина. — Про парус — это единственное, что удалось вспомнить. А сейчас у меня вообще нет никакого желания сочинять. Наверное, после петсоры я утратила не только память, но и поэтический талант.
— А разве так бывает? — удивилась внимательно следившая за их разговором Иоро.
— Видимо, да, — пожала плечами Ия, и, видя, что беседа начинает приобретать нежелательное направление, обратилась к супруге начальника уезда: — Вы, старшая госпожа, как-то советовали обратиться к вам, если я захочу сделать подарок господину.
— И что же вы собираетесь ему подарить? — живо заинтересовалась женщина.
— Хочу вышить для него сову! — выпалила девушка. — Эта птица — символ мудрости и добродетели лучше всего подойдёт нашему господину. Вторая госпожа наложница говорит, что у меня уже неплохо получается.
— Сначала надо бы взглянуть на рисунок, — подумав, сказала собеседница. — Или вы намерены обойтись без него?
— У меня так не получится, — виновато вздохнула девушка. — И рисую я не очень хорошо. Может, попросить первую госпожу наложницу?
— Красиво нарисовать сову очень трудно, — вновь подала голос Иоро. — Лучше купить в лавке у Цуна. Горо-сей говорил, что там много красивых картинок.
— Как только пойду на рынок — обязательно зайду и посмотрю, — пообещала Азумо Сабуро. — Только вы мне напомните, Ио-ли.
— Обязательно, старшая госпожа, — пообещала та.
Потом они обстоятельно обсудили фон, на котором лучше смотрелась бы эта птица. Стоит ли её изобразить в полёте? Не будет ли это слишком сложно для Ио-ли? И ещё кое-какие технические детали.
Тем не менее девушка ни на миг не сомневалась в том, что женщина ничего не забыла и обязательно просветит супруга о неожиданно открывшихся способностях его приёмной дочери, и Платина предчувствовала, что тот не одобрит подобную демонстрацию её талантов.
Судя по доносившемуся снаружи шелесту листьев и серым теням на прикрывавших окна занавесках, караван въехал в лес.
Деревянные колёса бодро подпрыгивали на кочках, ещё сильнее раскачивая фургон, от чего разговор внутри затих сам собой, так как пассажирки просто боялись прикусить язык.
Супруга начальника уезда хмурилась, то прижимаясь к стенке, то отодвигаясь от неё, его дочь, потеряв всякий интерес к пейзажу за окном, мечтательно улыбалась, видимо, вновь вспоминая танцы с отпрыском рыцаря Огаво. А в голове Ии вновь завертелся подслушанный вчера разговор.
Ясный намёк Хваро на свою уникальность, его выдающиеся способности к наукам, отношение к женщинам, столь разительно отличающееся от общепринятого в Благословенной империи, теперь вот слова о какой-то тайне всё больше убеждали девушку в том, что барон вполне может быть попаданцем. А пожилой дворянин по имени Чиро стал для него примерно тем, кем госпожа Амадо Сабуро для Ии Платиной. Возможно, тот, кого все знают как Тоишо Хваро, здесь уже давно, освоился, привык, стал своим для аборигенов. Но всё же в нём ещё что-то осталось от культуры другого, более развитого мира.
Подпрыгнув на очередной колдобине, она обратила внимание, что внутри стало как будто темнее. Очевидно, караван вошёл в то самое узкое ущелье, которое ей так не понравилось.
Вот и сейчас девушку охватило какое-то нехорошее предчувствие, и она, перестав думать о Хваро, машинально начала прислушиваться.
Но до ушей по-прежнему долетал только шелест листьев, скрип колёс, мягкий стук копыт, звяканье сбруи и фырканье лошадей.
Занавески на окнах вновь посветлели, и Платина перевела дух, усмехнувшись про себя: "Интересно, они привал устраивать будут? А то мне скоро понадобится. Хотя, как мы едем, можно на ходу сойти, добежать до кустов и вернуться обратно. Только к лицу ли это приёмной дочери благородного господина Бано Сабуро?"
Она исподтишка глянула на других пассажирок.
И ровно в тот же миг откуда-то спереди донеслись заполошные крики, отчётливый звонкий треск ломающегося дерева, шум падения чего-то большого, и воздух прорезал жуткий, многоголосый вой, заставивший Ию вздрогнуть от воспоминаний о незабываемой прогулке по зимнему лесу.
Дико закричали ослы и заржали лошади.
Фургон начальника уезда рвануло в сторону, норовя развернуть на одном месте. Девушку бросило вперёд, и она едва не упала, успев ухватиться за край лавки. Иоро грохнулась на пол, а сама госпожа Азумо Сабуро завалилась на бок, чудом удержавшись на скамье.
Возница что-то орал, успокаивая беснующуюся лошадь. Вопли перепуганных людей и животных перемежались с затухающим воем, в котором уже не слышалось ничего звериного. Так ревёт охваченный жаждой убийства самый страшный хищник в мире.
Фургон продолжало швырять из стороны в сторону под крики кучера, безуспешно пытавшегося утихомирить мечущуюся скотину. Неожиданно та бросилась вперёд. Повозка подпрыгнула так, что самая главная пассажирка всё же слетела с лавки. Под полом раздался треск, и фургон встал намертво.
Супруга начальника уезда расширенными от ужаса глазами посмотрела на его приёмную дочь.
Совсем рядом дико завизжала женщина.
К ней присоединился крик возницы:
— Нет! Не надо, господин!
Тяжело, жалобно заржала лошадь, дёрнув надёжно застрявший фургон.
— Заткнитесь! — перекрыл вопли служанок грубый мужской голос. — А то и вас перережем!
Вой превратился в жалобный скулёж.
Вжавшись в дальний угол фургона, Платина со страхом следила за входом. Прикрывавшую его циновку перекосило и со своего места она могла видеть переднюю площадку, где сжавшийся в комок возница прикрывал голову руками.
Уже другой голос: не столь грубый, но жёсткий и властный скомандовал:
— Сидеть всем! На землю! Я сказал — на землю! Сидеть! Ащщщ, куда? Эй, лови его!
Где-то совсем рядом кто-то яростно закричал, металл зазвенел о металл.
Снова завизжали женщины
— Куда, дура?! — рявкнул грубый голос, и раздался глухой удар. — На землю — я сказал!
— Не вставайте и не высовывайтесь! — присоединился второй неизвестный. — И останетесь целы!
"Неужели и здесь террористы!? — мысленно охнула поражённая внезапной догадкой путешественница между мирами. — Нас взяли в заложники?!"
Подобное предположение показалось диким и абсолютно абсурдным. Всё-таки здесь тёмные средние века с рабством и феодализмом, а не просвещённый капитализм со свободой, демократией и правами человека.
Судя по тому, что лязг стих, ближайшая схватка закончилась явно победой налётчиков. Но среди безудержной какофонии криков людей и животных Ия различила звуки удара металла о металл, где-то впереди защитники каравана всё ещё бились с нападавшими.
Рядом послышался глухой удар и женский крик, к которому присоединились голоса до этого тихо поскуливавших служанок.
— Молчать! — рявкнул грубый голос. — Гархар! Эй ты! Да, ты, свинья старая. Чего это у тебя в ушах? Снимай! Снимай, а то оторву с ушами! А ты чего лыбишься?