— Я всё равно ничего не понимаю, — Ия с трудом выталкивала слова из горящего горечью горла.
Вскинув брови, жрица вопросительно посмотрела на хозяина невольничьего каравана. Тот опять начал что-то объяснять, энергично жестикулируя руками.
Женщина вновь недовольно нахмурилась. В это время вернулась служанка с деревянным ковшиком на длинной ручке.
Прервав речь буквально на полуслове, толстяк что-то гаркнул своим охранникам. Повинуясь его приказу, тот, что справа, отпустил руку девушки.
Жрица протянула ей воду.
Взяв посуду дрожащей рукой, беглая рабыня едва успела сделать единственный глоток, как тут же накатила тошнота, и её снова вырвало.
Несколько капель попало на балахон женщины и на второго из державших Ию надсмотрщиков.
— Амкай! — рявкнул тот, ударив несчастную невольницу кулаком в бок.
— Джунджий! — прикрикнула жрица, и стражник покорно затих, пряча глаза.
Она ласково погладила пленницу по спутанным волосам.
— Умлай сонье.
— Спасибо, — только и смогла произнести та. Глубоко вздохнув, она немного отпила, прополоскала рот, выплюнув воду себе под ноги, и только после этого рискнула сделать глоток.
Вновь затошнило, но девушка сумела пересилить себя, утихомирив бунтующий желудок и выждав несколько долгих секунд, осушила ковш, ещё раз поблагодарив:
— Спасибо вам большое.
Не глядя сунув пустую посудину подскочившей служанке, собеседница, улыбнувшись, произнесла что-то ободряющее. Затем, строго глянув на притихшего работорговца, сказала несколько слов звенящим от сдерживаемого возмущения голосом.
Умильно заулыбавшись, толстяк принялся кланяться, сложив вместе пухлые ладошки.
Когда жрица удалилась в сопровождении служанки и носильщика с факелом, командир телохранителей тоже произнёс короткую, но прочувственную речь.
Всплеснув руками, хозяин невольничьего каравана взялся что-то доказывать, время от времени бросая на беглую рабыню кровожадные взгляды.
«Лучше бы та лысая за меня не заступалась, — с незнакомой ранее обречённостью подумала Платина. — Теперь он меня, если и не убьёт, так будет мордовать всю дорогу».
Когда её вели обратно к стоянке работорговца, тот, вышагивая рядом, что-то негромко вещал, явно обращаясь к своей пленнице. Ия ничего не понимала, но от одного его тона у неё мелко дрожали колени, а по щекам бежали слёзы, капая с кончика носа.
Едва беглянку привели к невольникам, всё так же сидевшим меж двух тлеющих костров, как она, несмотря на темноту, буквально кожей чувствовал на себе взгляды множества глаз. Люди молчали. Лишь тот мерзавец, что помешал ей сбежать, противно хихикал.
Запалив факел, старший из охранников показал хозяину металлическую палочку, закрывавшую браслет кандалов.
Повертев её в руках, толстяк что-то спросил у беглой невольницы, но тут же, безнадёжно махнув рукой, обратился к надсмотрщику.
Тот озадаченно пожал плечами.
Почесав бритый подбородок, хозяин каравана отдал приказ. Кивнув, его собеседник, в свою очередь, рявкнул на стоявшего поодаль молодого стражника, который тут же скрылся в ночи.
Тяжело вздохнув, работорговец внезапно сграбастал халат на груди девушки и, рванув её к себе, прошипел в лицо что-то непонятное, но очень угрожающее.
Отшвырнув дрожащую пленницу, толстяк неторопливо направился к своему фургону.
Отосланный старшим надсмотрщик вернулся с мотком толстой, шершавой верёвки. Ия тихонько заскулила. Не обращая внимания на жалобные звуки, её опустили на колени и связали руки за спиной.
Грубым толчком повалив беглую рабыню на бок, молодой охранник хотел обвязать ей ноги, но замер, с любопытством разглядывая сапоги девушки.
— Инсанхан бушей сеонбай матан, — озадаченно проговорил он, проводя пальцем по ребристой подошве.
— Наел боенджу, — уже направляясь к повозке, огрызнулся через плечо старший из стражников.
Обиженно пробормотав что-то себе под нос, надсмотрщик взялся вязать девушке ноги. Затянув узел, он насмешливо хлопнул её по плечу.
— Анеонг джумсео!
Лёжа на чуть прикрытой ветками земле в мокрых штанах, Платина чувствовала себя униженной и растоптанной. Бывшую учащуюся циркового колледжа только что смешали с грязью, наглядно продемонстрировав всё её ничтожество.
Болели избитые рёбра, ныл живот, во рту всё ещё ощущался мерзкий привкус рвоты. При воспоминании о плевке жирного мерзавца к горлу подступала тошнота.
Поскольку она лежала на боку и из-за связанных рук не могла повернуться на спину, приходилось всё время напрягать шею, чтобы держать голову прямо.