На вбитых в дальнюю стену колышках висели связки лука, чеснока и перца. На широкой, низенькой лавке в рядок стояли разнокалиберные кувшины и горшочки с плотно заткнутыми или обмотанными бумагой горлышками.
Висевшие на протянутых верёвках пучки трав и бумажные пакетики с нарисованными значками еле заметно заколыхались от ворвавшегося в дверь порыва ветра.
«Надо бы ещё писать по-датрогийски выучиться», — отметила про себя девушка, а вслух предупредила:
— Много брать, тяжело нести, Сабуро-ли.
— Я возьму только самое необходимое! — заверила спутница, оглядывая кладовую горящими от возбуждения глазами.
«Это она здесь надолго застряла, — раздражённо подумала бывшая рабыня, наблюдая за тем, как женщина неторопливо прохаживается вдоль полок, заглядывая в ящички и изучая содержимое корзин. — А нам ещё обратно тащиться по сугробам».
— Госпожа Сабуро! — окликнула её путешественница между мирами. Она уже знала, что, обращаясь к спутнице, следует употреблять слово «джавейра», означающее «госпожа» или что-то в этом роде, либо прибавлять к фамилии почтительное окончание «-ли». Или задействовать их вместе. Вот только наставница так толком и не разъяснила: какие обороты в каких случаях будут наиболее правильными с точки зрения местного этикета. — Я идти в дом одежда смотреть.
— Вы знаете, что нужно? — строго сведя брови к переносице, поинтересовалась собеседница.
— То, что одевать женщины, — подтвердила Ия, хорошо запомнившая, как выглядели невольницы толстого садиста, умершая на дороге крестьянка, знатная дама и её служанка.
— Ступайте, Платино-ли, — кивнула жрица и, тут же заинтересовавшись одним из висевших на верёвке пакетиков, добавила в спину удалявшейся спутнице, — берите только самое лучшее.
«Это само собой», — мысленно хмыкнула бывшая рабыня.
Добравшись до сквозной веранды, она вытащила из-за пазухи свою сумочку, чьё содержимое должно подтвердить её иномировое происхождение. Среди прочих вещей там оказались и резиновые перчатки. Бережёного и Бог бережёт. Правда, прежде чем их натянуть, девушке пришлось какое-то время отогревать своим дыханием скрюченные пальцы.
Размяв ладони, надела маску и только после этого заглянула в чуть приоткрытую дверь.
Как она и предполагала, на расстеленном по полу изорванном матрасе валялись кости с остатками плоти и длинными, спутанными волосами на оскаленном черепе.
«Правильно сделала, что не пошла сюда в прошлый раз», — шмыгнув носом, похвалила себя недавняя невольница.
Несмотря на холод, воздух в комнате был всё ещё пропитан запахом тлена и разложения. Судя по окружающей обстановке, после смерти хозяйки в комнату никто из людей не заходил.
На вбитых в стену колышках висела какая-то одежда. Одна походила на длинную накидку из грубой ткани, другая напоминала халат.
На низком деревянном ящике, покрытом резьбой, с облезлым лаком лежали свёрнутые стёганные одеяла.
Спать на скреплённых глиной камнях лежанки очень неудобно, но тащить за тридевять земель это мягкое великолепие Ие не захотелось.
Сняв с сундука постельные принадлежности, она снисходительно хмыкнула при виде аккуратного маленького замочка, который без труда сорвала, пустив в дело тесак.
Подняв крышку, начинающая мародёрша с удовлетворением убедилась, что не ошиблась, и хозяева здесь действительно проживали зажиточные. Разнообразные тряпки заполняли ящик до краёв.
Увидев лежащую сверху, аккуратно сложенную, тускло-синюю юбку, девушка, не удержавшись, примерила её к себе, вовремя вспомнив, что местные жительницы носят данный предмет туалета не на талии, а под грудью. То, что даже при этом пара сантиметров подола оказалась на полу, нисколько не смутило бывшую рабыню. Лишнее можно и подогнуть.
Рассудив, что не стоит ограничиваться одной юбкой, Ия сняла со стены накидку и, расстелив на одеяле, намеревалась сложить на неё выбранную одежду.
Кроме первой находки, недавней невольнице приглянулись две кофточки с завязками из лент, трое застиранных, но чистых штанишек из тонкого полотна, служивших аборигенкам нижним бельём, и две пары носочков.
Оценив получившуюся кучку, девушка не смогла справиться с любопытством и опять полезла в сундук. Кроме женской одежды, там хранились маленькие, явно детские юбочки, кофточки, какие-то курточки и штанишки. А на самом дне отыскались светло-жёлтая, почти белая юбка и такого же цвета кофта из прочной, кажется, льняной, ткани.
«А вот это хорошо будет смотреться», — довольно усмехнулась недавняя невольница, вытаскивая находку, и вдруг услышала, как кто-то произнёс грубым мужским голосом:
— Они здесь, Чалбон!
Метнувшись к выходившему на передний двор окну, перепуганная мародёрша сквозь щели в порванной бумаге увидела возле ограды усадьбы двух коренастых, одетых в невообразимое лохмотья мужиков с большущими корзинами за плечами.
— Что за огранды нах тендер мкун? — громко вскричал один из них, опираясь на длинную суковатую палку как на посох.
Выглянувшее сквозь прореху в тонких облаках солнце светило незваным пришельцам прямо в глаза. Поэтому, глядя в сторону дома, им приходилось щуриться, а один, кроме этого, ещё и приставил ладонь козырьком к глазам.
Недавняя невольница в свою очередь имела прекрасную возможность рассмотреть их грубые, изрезанные морщинами лица с редкими, клочковатыми бородёнками.
— Пойдём посмотрим, — зловеще усмехнулся мужчина с головой, обвязанной грязным, рваным платком, делавшим его похожим на зловредную ведьму из детского ужастика, вытаскивая из-за подвязанной вместо пояса верёвки короткую дубинку с металлическим набалдашником. — Кто ун гоенгехан вещи хунокчота?
«Упс! — испуганно пискнула Ия, прижимаясь к стене. — Это, наверное, те, кто обчистил тот богатый дом и взял фарфоровую посуду. Теперь хотят остатки унести. Вон у них и корзины для хабара».
Прислушиваясь к приближающемуся скрипу снега под ногами незваных гостей, бывшая рабыня торопливо связала углы накидки. Кто бы это не был, просто так бросать хорошие вещи она не собиралась.
Хорошо ещё, что мужчины отправились по их следам в обход дома. Когда они завернули за угол, девушка выглянула на веранду. Дверь в комнату открывалась внутрь и как раз со стороны переднего двора. Так, что недавняя невольница имела возможность, не высовываясь, наблюдать за тем, что происходит позади дома.
Видимо, жрица тоже услышала голоса новых визитёров, потому что встретила их у двери кладовой.
— Вот они! — вскричал один из пришельцев.
— Сним? — недоверчиво пробормотал второй и тут же выпалил. — Женщина!
— Что вы здесь делаете? — Сабуро сурово свела брови к переносице, но по голосу своей спутницы Ия поняла, что та сильно испугалась.
— Тикара милка ты? — криво усмехнулся мужчина с палкой-посохом, и его развязный тон очень не понравился бывшей рабыне. Она окончательно передумала выходить на веранду, продолжив наблюдение через приоткрытую дверь.
— Дайсин свой каллерг рот! — дрогнувшим голосом крикнула жрица. — Знаешь ли ты, кто перед тобой, грязный монгинин?
— Даун друга! — хохотнул незваный гость с дубинкой за поясом.
— Я Амадо Сабуро — служительница богини милосердия Голи из святилища Уйдик хан синионг и сестра начальника округа Буксао-но-Хайдаро! — отчеканила женщина, гордо вскинув подбородок.
— А чем докажешь… госпожа? — быстро переглянувшись с приятелем, спросил обладатель суковатого посоха. — Вдруг ты одежду с мёртвой служительницы сняла?
— Да как ты горишь но тоёти? — голос собеседницы звенел от благородного негодования, за которым легко угадывался страх. — Не веришь женщине из рода гау?
Сдёрнув с головы тряпку, она продемонстрировала голову, покрытую короткими чёрными волосиками.
Сомневавшийся визитёр, озадаченно крякнув, вновь посмотрел на своего приятеля.
— Так вас вроде бы двое было, госпожа? — поинтересовался тот у застывшей с гордым видом жрицы.